Жан-Клод встал возле стены с зеркалом – самое широкое место,где можно было встать. Он протянул мне полотенце, но я увидела свое отражение взеркале – обрамленная черным мрамором, голая, и вода стекает по мне, блестя всвете ламп. Волосы прилипли к лицу, огромные темные глаза выделяются на егобледном фоне. Я почти никогда не могла устоять при виде кого-нибудь из моихмужчин, выходящего из ванны или душа. Что-то есть такое в струйках воды,стекающих по голому телу, что коленки подгибаются. Хотелось думать, что такиеже чувства есть у Ричарда.

– Третий раз повторять не буду. Отойди!

– Она делает свою работу, mon ami.

– Заткнись! – заорал он. – Заткнись, слышатьтебя не хочу!

Ну-ну…

Я протиснулась между ванной и стеной, остановилась наприподнятой ступеньке – вся в окружении холодного черного мрамора с белыми исеребристыми прожилками. Пульс бился в горле, потому что с каждым дюймом мощьРичарда и Клодии становилась горячее, будто приближаешься к открытому огню, ився кожа орет: «Горячо, горячо, не трогай!»

– Ричард!

Я говорила шепотом, но он услышал.

Ко мне обратились полные ярости глаза, но как только онименя увидели, тут же наполнились такой острой болью, будто мой вид – это былудар ножом ему в сердце. Боли я посочувствовала, а реакции обрадовалась. Дляоборотня почти любая эмоция предпочтительнее гнева. Гнев быстрее насыщаетзверя, а нам надо было замедлить процесс.

– Как ты могла? Как ты с ним могла такое сделать?

Я думала, «он» – это Огги, но тут Ричард показал пальцем наЖан-Клода.

– Я не очень понимаю, что именно «такое», Ричард.

– Анита, не увиливай!

Это был вопль. Ричард закрыл лицо руками, покачнулся,отступив назад, и закричал – бессловесный крик боли. Упал на колени и закричалснова, и его сила залила помещение, будто всех нас сунули в кипяток. Мнепоказалось, что меня обварили. Случалось мне ощущать силу Ричарда, но такого небыло никогда. Сколько же он набрал ее, пока мы кормились от Огги?

Клодия стояла в боевой стойке, и я могла ее понять. Грэхемтолько вошел в двери, потирая голые до плеч руки, раздираемый противоречиями.Он был в стае подчинен Ричарду, но мы ему платили за нашу охрану. И еще онзнал, что Ричард не простит ни одному волку, который позволил ему причинить мневред. Насчет Жан-Клода не знаю, но обо мне он бы после сожалел, а это сожалениепрольется на всех, и мало никому не будет. Лизандро тоже вошел в ванную, стоялвозле умывальника. На его темном лице никакие противоречия не отражались. Онбыл высокий, смуглый и красивый, волосы у него были самые длинные средимужчин-крысолюдов. И если Клодия прикажет, он сделает.

Клей застыл в дверях, в той же нерешительности, что иГрэхем. Нам бы лучше здесь поменьше волков и побольше крысолюдов или гиенолаков– то есть тех, кто колебаться не будет.

Ричард опустил руки, а глаза у него стали шоколадно-карие.Часть этой ужасной, пылающей силы ему удалось подавить.

– Ты помогла ему изнасиловать мастера Чикаго.

Сейчас он не орал, и мне почти хотелось, чтобы орал. Не такэто было бы тяжело слышать, как муку в его голосе.

Но сказал он какую-то чушь.

– Это не было изнасилование, Ричард, и ты это знаешь.Ты почувствовал что-то из того, что ощущал Огги. Черт побери, это же он всезатеял. Он нарочно вызвал во мне ardeur, начал ссору.

Ричард смотрел на меня, и я видела, что он хочет мнеповерить, но боится.

– Ты действительно считаешь, что я могу кого-тоизнасиловать?

Он покачал головой.

– Ты – нет, а он – да.

Ричард показал на стоящего рядом со мной Жан-Клода.

И голос вампира прозвучал совершенно нейтрально, безинтонации, как он умел.

– Я за века своей жизни много что делал, Ричард, ноизнасилование никогда мне не нравилось.

Я вспомнила воспоминания Жан-Клода об Огги. Белль хотела,чтобы он Огги изнасиловал, но Жан-Клод переменил это на что-то более мягкое –настолько, насколько осмелился на глазах у Белль. Я открыла было рот, носообразила почему-то: рассказ о том, как у Жан-Клода еще два раза был секс сОгги, делу не поможет.

– Видишь, Анита? Даже ты не можешь его оправдывать.

– Но я его оправдываю. У Жан-Клода много недостатков,но склонность к изнасилованиям среди них не числится.

– Секунду назад ты хотела сказать иное.

Ричард все так же стоял на коленях посреди ванной, но ужеуспокаивался, подавлял эту удушающую силу. Демонстрировал самообладание,которое помогло ему стать Ульфриком Клана Тронной Скалы.

Клодия шагнула в сторону, чтобы видеть и его, и меняодновременно. Я слегка кивнула ей, но сказала:

– Думаю, у Клея и Грэхема найдутся другие дела.

Она кивнула и велела им выйти, заменив их двумя охранниками,лишенными конфликта интересов – поняла, что я хотела сказать. А Ричард если ипонял, то не показал этого – даже глазом не моргнул.

– Я пытаюсь понять, что сказать такого, что бы тебя неразозлило, Ричард. Вот и все.

Он сделал такой глубокий вдох, что плечи затряслись:

– Что ж, это честно. – Он уже говорил своимголосом, не этим низким рычанием. – Тот другой мастер действительно затеялс тобой ссору?

Я кивнула. Изложение теории, зачем он эту ссору затеял, яотложила до момента, когда мы будем одни.

– Ты почувствовал его силу, Ричард. Если бы дело дошлодо драки, настоящей драки вампира с вампиром, победили бы мы?

Он опустил глаза, посмотрел на разжатые кулаки.

– Вряд ли.

– Он пробудил ardeur. Если бы я стала от него питаться,он был бы побежден.

Ричард кивнул:

– Да, тот, кто пища, не может быть доминантом.Знаю. – Он посмотрел мимо меня на Жан-Клода: – А зачем он пробудил ardeur?Зачем выбрал тот единственный способ, который нес ему поражение?

– Не думаю, что он хотел победить, – ответилЖан-Клод.

– Это бессмысленно.

– Он и без того мастер своей территории. Управлятьдругой территорией, не имеющей с твоей общих границ – это против наших законов.Между нашими территориями лежат другие земли, так что победа не дала бы емуничего. А поддаться ardeur'у – это дало бы ему…

– Аниту.

– Oui. Женщину из линии Белль Морт, обладательницуardeur'а.

– Ты, кажется, говорил, что он твой друг, –напомнил Ричард.

– Думаю, что да. – Жан-Клод вздохнул: – Этотразговор лучше продолжить в более тесном кругу. Клодия, ты не оставишь нас?