— На какой еще вопрос? — заерзал он.

— Где мой сын, придурок?

— Я не знаю, — с легкой заминкой ответил он.

— Плохой ответ, Толстый. — Я взяла в руки пистолети демонстративно сняла его с предохранителя. — Ты ведь знаешь, терять мненечего, так что пристрелю тебя за милую душу.

— Я… я действительно не знаю. — Он так побледнел,косясь на мою руку, что я почти поверила.

— Так-так, — покачала я головой. — Ты обещалмне сына, а теперь говоришь, что не знаешь, где он.

— Я… я действительно не знаю, эта фотография попала комне случайно. Мне была известна твоя история, и я решил, что деньги у тебя. Воти все. Я понятия не имею, где мальчик.

Я огляделась, заметила подушку на диване, маленькую, ноплотно набитую ватой, подошла, положила ее Лене на толстую ляжку и выстрелила.Он взвыл, а Саша, приподняв брови, увеличил громкость телевизора.

— Я ведь сказала: времени нет, — напомнилая. — Мне плевать на жизнь такой жирной свиньи, как ты, если речь идет омоем сыне. Обещаю: будет больно и ты к утру истечешь кровью, так что не доводидо греха.

— Я не знаю, — прохрипел он. — Честное слово,не знаю…

— Хорошо, — кивнула я. — Мы пойдем другимпутем: говори, что знаешь.

— Хотя бы перевяжите меня…

— Я тебе «Скорую» вызову, но только после того, как тывсе расскажешь. Чем скорее мы закончим с этим, тем лучше для тебя. Начинай.

— Хорошо… О господи… Я узнал об этой истории от одногоподзащитного. Он утверждал, что у твоего мужа были огромные деньги, то естьдолжны быть, если он ограбил своего хозяина. Я навел кое-какие справки. Узнал омальчишке… Этот секрет стоил мне больших денег…

— Очень занимательно, — хмыкнула я. —Пожалуй, прострелю тебе колено.

— За что? — испугался он.

— За вранье. Ты заплатил за свой секрет, вопрос: скакой стати раскошелился? Жив ребенок или нет, что тебе с этого? Кого тысобирался им шантажировать, раз все, кому он дорог, погибли?

— Ты не погибла, — устало ответил Леня, тихонькопоскуливая и с каждой минутой все больше бледнея.

— Кто тебе об этом сказал?

Он посмотрел мне в глаза и заявил:

— Мой подзащитный, человек, который спрятал трупмолодого парня. Он нашел его на одной дачке, сказать где? Кое-кто рассчитывална труп, но на другой, а потом отправился проверить.

— Кто рассчитывал?

— Понятия не имею. О таких вещах не болтают. Пареньизъяснялся намеками, главное я понял. Я искал тебя и смог найти, а вот ребенокисчез, мальчика куда-то увезли.

— Где он был?

— Дачный поселок Юбилейный, в двадцати километрах отгорода. Когда мы туда приехали, дом был пуст, соседи ничего толком не знали:дом стоит на отшибе, за высоким забором. Ребенка иногда видели, звали его,кажется, Славик. С детьми он не играл и вроде бы жил с отцом. Это все. Онисчез. Я клянусь тебе: больше ничего не знаю.

— Я бы могла поверить, — вздохнула я. — Новсе это выглядит чересчур фантастично. От кого ты узнал о ребенке?

— Я не знаю этого человека…

— Имя, иначе я прострелю тебе колено.

— Я не знаю, клянусь. — Он следил за моей рукой ибоялся дышать. Не скажу, что это радовало душу, скорее наоборот. — Янаводил справки, и кому-то стало об этом известно, я говорю кому-то, потому чтооднажды мне в офис принесли конверт: в нем была вырезка из газеты с фотографиейтвоего сына. Там сообщалось о вашей гибели. Рядом лежала та самая фотография,что сейчас у тебя. А потом позвонили по телефону и сказали: плати деньги — иузнаешь, где мальчишка. Я заплатил. Но по этому адресу никого не было. Я понял,что меня обманули, но к этому времени я уже напал на твой след и решил, что,раз фотография у меня, мальчишка мне без надобности. Вот и все. Ты можешь меняубить, но я действительно ничего не знаю о твоем сыне. Я даже не уверен, что онжив.

Последнюю фразу произносить не следовало: мне оченьзахотелось выстрелить. Толстяк это понял и торопливо закрыл глаза.

— Отдай пистолет, — сказал Саша и сделал шаг мненавстречу, а я опустила руку, сказав Лене:

— Кончай трястись.

Он вздохнул и с благодарностью посмотрел на Сашу.

— Адрес, где жил ребенок, — сказала я.

— Поселок Юбилейный, улица Новодворская, дом 57. Но еготам нет. Может быть, там и жил какой-то ребенок, но уж точно не твой сын. Егобы держали взаперти… — Леня осекся и закрыл глаза, ухватился рукой за крест нагруди и вроде бы молился. Крест выглядел внушительно: бриллиант и четырерубина, золотая цепь под стать кресту. Должно быть, Леня очень нуждался вгосподней милости.

— Пошли отсюда, — кивнула я Саше. — Ты можешьпозвонить в милицию, Толстяк, но тогда я непременно вернусь и убью тебя.

— Я не позвоню, — торопливо заверил он. Я в этомочень сомневалась, но мне было наплевать. Я уже выходила из комнаты, обернуласьи спросила:

— А что это за три недели, о которых ты болтал?

— Через три недели я должен уехать… — опять испугалсяон и тихо добавил:

— За границу…

— С заграницей придется подождать, — усмехнуласья, кивнув на его ляжку.

Мы вышли из квартиры, выбрались на лоджию, а затем напожарную лестницу. Даже выезжая со двора, ни милицейских сирен, ни одинокогокрика «Помогите!» не услышали. Видно, Леня еще не успел прийти в себя.

— Куда? — спросил Саша, сурово хмурясь.

— В поселок.

— Что ты собираешься делать там ночью? — Онвыглядел очень недовольным и вроде бы за что-то злился, наверное, не ожидал,что я начну палить и калечить людей.

— Ты можешь высадить меня здесь, — отмахнулась я,он посмотрел укоризненно.

— Я не могу высадить тебя здесь. И не могу послать тебяк черту. Просто не могу. Хотя это было бы самым разумным. Ты лжешь на каждомшагу и не желаешь посвящать меня в свои планы.

— А я обязана?

— Иди к черту! — Он отвернулся и стал смотреть надорогу.

— Куда мы едем? — догадалась спросить я черезнекоторое время: стало ясно, что покидать город он не собирался, мы спустилисьпод мост в район старых узких улочек и одноэтажных домов.