и бесполезно. И все же истории о расправе, возмездии и сведении счетов составляют основу национальных историй, личных легенд и эпизодов с невообразимыми последствиями. В конечном счете мы можем повторять себе, что лучшая месть – это жить хорошо или не уподобляться тем, кто нас оскорбил, однако во все времена существовало предостаточно людей, которые считали, что лучшая месть – это отмщение.

Платон говорил, что лучше претерпеть несправедливость, чем совершить ее. Что бы мы ни думали об этом утверждении, правда в том, что мы быстро забываем те несправедливости, которые совершаем, и при этом долго помним те, которые выпадают на нашу долю. Напротив, со временем чувство обиды лишь нарастает и редко когда ослабевает. Как писал поэт Генрих Гейне: «Я человек самого мирного склада. Вот чего я хотел бы: скромная хижина, соломенная кровля, но хорошая постель, хорошая пища, очень свежее молоко и масло, перед окном цветы, перед дверью несколько прекрасных деревьев, и, если Господь захочет вполне осчастливить меня, он пошлет мне радость – на этих деревьях будут повешены этак шесть или семь моих врагов. Сердечно растроганный, я прощу им перед их смертью все обиды, которые они мне нанесли при жизни. Да, надо прощать врагам своим, но только после того, как их повесят»[31].

В таком случае, вполне возможно, что сочувствовать историям о мести – это в нашей природе. Что же касается Бернарда Фолла, война, которую он не смог предотвратить, забрала его жизнь в 1967 году, когда французы уже давно покинули Вьетнам, а на их место прибывало все больше и больше американцев. Сопровождая морской патруль, Фолл наступил на мину. У него с собой был диктофон, ему удалось записать свои последние слова: «Чем-то здесь попахивает. Я имею в виду, что как-то все подозрительно. Это может быть лову…».

Две римские монеты

О восхождении на вершину мира человека, чья легенда была построена на мести

Жребий брошен. Эта сцена и так хорошо всем известна, но все же давайте попытаемся ее себе представить: север Италии, январь 49 года до н. э., страшный холод, под покровом ночи на повозке, запряженной мулами, взятыми с ближайшей мельницы, Гай Юлий Цезарь осторожно пробирается к реке Рубикон, больше напоминающей ручеек.

С ним идет не так много солдат, однако по мере их приближения к реке к нему присоединяются новые легионеры, ветераны его собственной армии, которым было дано указание добраться до Цезаря другими путями. Позади осталась Галлия, которая незадолго до этих событий, после десяти лет войны покорилась им, они оставили позади миллион убитых и миллион рабов, а впереди их ожидала неизвестность. Завоевание Галлии, которое являло собой почти что геноцид, утвердило Цезаря в статусе популярного римского героя и принесло ему невиданные до этого момента почести, и все же элиты относились к нему с подозрением и воспринимали как карьериста, который добивается благосклонности толпы только ради достижения абсолютной власти. Кроме того, его ожидали в Риме, и Цезарь прекрасно об этом знал, потому как с окончанием войны у него появилось законное обязательство оставить военное командование и вернуться. А еще он знает или, скорее, опасается, что по возвращении в Рим враги привлекут его к ответственности за превышение полномочий. А он, безусловно, их превысил. Он считает, что сделал это, потому что у него не было другого выхода, ведь вся система ужасно прогнила, но даже в этом случае не так-то просто превратиться из амбициозного вольнодумца в открытого врага государства. Вот почему, когда он достигает реки, где ему удалось собрать несколько тысяч человек, Цезарь начинает сомневаться.

Давайте постоим здесь вместе с ним. Воздух влажен, ночь вот-вот сменится рассветом, и после перехода Рубикона назад дороги не будет. За этим водным потоком у него нет власти командовать войсками, и если он перейдет эту границу с солдатами, то это будет расцениваться как нарушение закона. Но если он перейдет реку без своих солдат, как простой гражданин, его карьера и жизнь будут окончены. Единственный выход – добиться иммунитета, выиграв выборы на самую важную должность – должность консула, политического и военного лидера Рима. Впрочем, врагам Цезаря удалось убедить Сенат заблокировать его кандидатуру, и за несколько дней до этого был издан указ, объявлявший, что государство находилось в опасности, а значит, все государственные служащие были обязаны его защищать. В данном указе имя Цезаря не фигурировало, но было очевидно, что документ был направлен против него. Ситуация была ясна. У него был выбор: не переходить реку, никогда больше не возвращаться в Рим и исчезнуть, что позволило бы ему сохранить жизнь – правда, тогда он потерял бы все остальное. Или же у него был выбор: перейти реку без войск, законным образом, и показать Сенату, что они ошибаются, но это означало бы подчиниться решению суда. А еще у него, конечно же, был выбор перейти реку с войсками и совершить государственный переворот. Выбрав первые два варианта, он стер бы свое имя из списка великих исторических фигур, в лучшем случае его бы помнили как завоевателя Галлии, одного из многих успешных военных деятелей в истории Древнего Рима, а может быть, и того хуже – как алчного предателя, который стремился к общему благу лишь ради удовлетворения своего эго. Только в том случае, если он решал выбрать последний из вариантов, он должен был быть готов к тому, чтобы собрать все свои силы и выиграть.

Даже достигнув самого берега реки, Цезарь не знал, что делать, но это не означает, что у него не было плана: незадолго до этого момента отряд солдат, одетых в гражданское платье, перешел Рубикон и на всякий случай захватил первую на той стороне деревню. И тем не менее Цезарь сомневается. Его враги – тоже. Немногие верят в то, что он осмелится пойти на Рим. Цицерон, например, однажды увидел, как Цезарь осторожно чешет голову, чтобы не разрушить сложную прическу, которая скрывала его лысину, и с сарказмом поинтересовался, как такого человека вообще можно было бояться. К тому же его враги подозревали, что войско Цезаря немногочисленно. Да, они были правы. Цезарю пришлось маневрировать втайне от всех, чтобы не вызывать подозрений, и, как следствие, с ним был только Тринадцатый легион и несколько всадников, лишь малая часть того, с чем против него могли выступить его враги. Только пьяный рискнул бы развязать гражданскую войну с таким маленьким количеством людей, однако даже и это не было бы оправданием, ведь все знали,