вытерла слезы и расправила плечи. Закусила губу и твердо решила: они еще обязательно встретятся. Однажды – непременно…

С этой мыслью Аяно шагнула вперед.

В декабре похолодало.

Мисаки сжимала чехол от ножниц и вспоминала, каким увидела Харуто в тот последний раз. Она была невероятно рада встретить его впервые за столько времени. Но одновременно почувствовала, что больше никогда не пройдет по левую руку от него. И никакие чувства и переживания не вернут ей былые дни.

«Время не возвращается вспять…»

Мисаки аккуратно опустила чехол в мусорку у койки.

Опустила изголовье постели и тяжело перевернулась, отворачиваясь в другую сторону. В последнее время у нее появились пролежни, и она не смыкала глаз. От каждого приступа боли девушка падала духом.

«А я пока жива. Все болит, ручки-ножки – тростиночки, и вообще, я теперь старуха, а пусть и уродка, но пока еще жива. Брату от меня одни хлопоты, Аяно обидела – и все-таки жива».

Но зачем жива? Мысли заволокли сердце черным туманом.

«Ничего, скоро все кончится. Никаких больше забот, никаких обид, и время, это страшное время, перестанет так быстро утекать – скоро все кончится».

Когда девушка перевела взгляд на кусочек синего неба, что проглядывал между штор, Такаси принес обед. Удон с яйцом поверх лапши.

Он умел его готовить по-особенному – пальчики оближешь. Были бы зубы – ела бы и ела.

Брат палочками переложил часть лапши на ложку, подул и аккуратно поднес ко рту сестры.

– Я прямо настоящая старушка с сиделкой.

– Дуреха, ты что такое говоришь. – Такаси с грустной улыбкой погладил Мисаки.

Ложки через две или три девушка тихо поблагодарила его за угощение.

– Больше не будешь? – с тревогой уточнил брат.

– Ага. Не лезет.

– Да?.. Но если проголодаешься – сразу говори. Я тебе вкусненького сколько хочешь наготовлю.

– Спасибо.

Такаси забрал тарелку и направился было к выходу, как вдруг заметил мусорку и застыл на месте.

– А почему…

Брат вытащил чехол.

– Выброси.

– Но…

– Все хорошо, – улыбнулась Мисаки. – Он мне больше не нужен.

Какое-то время Такаси не проронил ни звука, а затем пробормотал:

– Ну ладно.

И вышел из комнаты с тарелкой и чехлом.

Как только кожаной безделушки не стало, все тело охватила легкость. Подарок Харуто точно привязывал Мисаки к земному миру. Но у нее больше не осталось желаний. Только бы дождаться, когда тело исполнит свою роль до конца.

По вечерам Мисаки радовала только веселая болтовня в идзакае.

Вот и сегодня снизу доносились веселые голоса завсегдатаев:

– Как там поживает наша Мисаки? – поинтересовался Оокума.

– Прекрасно поживает. У них с парнем все хорошо!

«Такаси не умеет врать. Надеюсь, его не раскусят!»

– Эх, до сих пор не могу простить, что она уехала!

– Такаси, как ты допустил?

– Дайте сюда этого операторишку, пусть отвечает!

Сердце Мисаки согрелось от воспоминаний, и она хихикнула.

«Завсегдатаи – сокровище нашей семьи. Столько воспоминаний с ними связано. И как мы все вместе жили, еще с папой и мамой. Как Такаси унаследовал кафе и изо всех сил меня растил. Как в двадцать лет разрешил выпить со всеми, и все наши давние гости решили меня по такому случаю угостить, и я тогда напилась и пива, и саке. И, конечно, как они нестройным хором горланили мне песни на день рождения. До чего же было весело…» – думала Мисаки, глядя в потолок.

Вдруг она повернула голову и вгляделась в комнату. Вспомнила лето.

Как Харуто, услышав, что она простыла, тут же бросился ее навестить. Приехал весь мокрый и привез кучу противопростудных. Мисаки так тогда обрадовалась его заботе. Харуто захотел посмотреть на нее без макияжа, и девушка решилась показаться, а он назвал ее прелестью. Но она постеснялась и не дала себя сфотографировать. Теперь немного жалела. Может, чуть подольше бы не забыл молодую подругу. Хотя ладно, он бы удалил снимок после такого расставания…

«Мисаки», – услышала она вдруг голос из окна. Тихий и ясный голос Харуто. Вне себя от удивления, девушка как-то приподнялась на обессилевших руках, распахнула окно у постели и выглянула наружу. Никакого Харуто не увидела. Показалось. Девушку пронзил холодный ветер, и она рассмеялась от презрения к себе.

«В тот день, когда уходил, он посмотрел в окно и пригласил, когда я поправлюсь, смотреть фейерверки.

Тепло улыбнулся и сказал: „Когда поправишься“».

Мисаки умолкла.

Хватит глупых мыслей… Поздно загадывать желания.

Следующий день выдался совсем холодный. В прогнозе предупредили, что наступает настоящая зима, а небо затянулось свинцом.

У Мисаки из-за погоды ломило каждый суставчик. Теперь к общей боли добавилась еще и эта, поэтому раздражение кололо девушку изнутри.

«Бесит, что я превратилась в такое…» – подумала девушка, буравя взглядом оранжевый свет нагревателя.

– Мисаки, – позвал Такаси, отодвигая фусуму. – Как тебе, не больно?

– Немножко.

– А что болит?

– Ноги.

Брат ласково растер ей кожу. Большие руки согрели истаявшие икры.

– Говорят, снег пойдет.

– Ненавижу зиму, – вздохнула Мисаки. – Скорее бы весна.

– Точно, батя с мамой по весне ходили любоваться сакурой.

– Папа возвращался пьяненький, а мама на него злилась.

– Было-было! – расхохотался Такаси. Руки его остановились, и он сказал: – Мерзнешь, наверное? Надень-ка!

С этими словами он достал из заднего кармана вязаную шапочку. Нежно-розового цвета.

– Это еще откуда?

– На глаза попалась, купил.

Врет как дышит. Ни за что на свете Такаси не приглядел бы такую милую шапочку. Наверняка Аяно. Заметила при выписке, что Мисаки хочет спрятать седые волосы. Она вообще всегда все замечает.

В Мисаки воскресли угрызения совести за то, как она обидела подругу. Вспомнила, какая Аяно тогда, в последний раз, ушла грустная. Раны на сердце раскрылись и закровоточили.

– Ну-ка примерь, – предложил Такаси и надел шапку. Мисаки скосилась на отражение в окне и увидела сморщенную старуху в милой шапочке.

– По-моему, странно.

– Очень хорошо.

– Ну не знаю…

– Честно. Тебе очень идет. Ты прям… – Глаза у Такаси покраснели, но он улыбался. – Прямо как веточка сакуры.

«Ах, значит, сакура…»

Мисаки прикоснулась к вязи.

Харуто как-то раз сказал, что не любит сакуру. Красивая, конечно, но быстро опадает, поэтому ему грустно на нее смотреть. Мисаки тогда над ним посмеялась, но теперь считала так же.

Сакура…

В глазах защипало.

– Ненавижу сакуру… – По щекам покатились слезы. Шапка задрожала вместе с головой, как лепестки на ветру. – Сакура так быстро опадает…

Ее красота радует глаз лишь короткий миг. А как облетит – взгляду зацепиться не за что. Никто не смотрит на сакуру после цветения.

«Поэтому я ее ненавижу… Она такая же, как я. Терпеть не могу».

Такаси нежно