Увы, Эйсса все еще был очарован своей возлюбленной и всеми способами пытался вернуть ее. Он не хотел видеть никого из нас – даже мать. Его не трогали даже звонки и голосовые сообщения дочери. Отец Эйссы давно умер и некому было повлиять на него, вразумить, привести в чувство. Мать плакала и умоляла его одуматься, прекратить эту позорную интригу. Он уважал мать, но остался глух к ее просьбам. Я пыталась связаться с ним, встретиться, надеясь, что он все-таки скучает по мне и детям. Дети-то, конечно, скучали по отцу. Он оставил после себя зияющую пустоту и это было заметно по всем нам. Знакомые люди спрашивали, как он, а мы с равнодушным видом коротко отвечали, что все хорошо.

Вернуть Веронику можно было, только раздобыв ей паспорт на другое имя, и Эйсса заплатил, чтобы на Филиппинах ей сделали новые документы. С поддельным паспортом Вероника триумфально вернулась в Катар и теперь жила с моим мужем в нашем доме, а я с детьми – у родителей. Я не могла сказать им правду: мне было стыдно, и я понимала, что тогда обо мне и о моих детях будут сплетничать до конца нашей жизни. Мне пришлось страдать молча, уже почти не надеясь вернуть мужа.

Через два года Вероника вновь улетела на Филиппины повидать родных; каждые два года она ездила домой в отпуск. Я снова попыталась выдворить ее из страны. На этот раз, когда она вернулась, ее сетчатку отсканировали на новом оборудовании, и обман был раскрыт. Иммиграционная служба конфисковала ее поддельный паспорт и следующим же рейсом отправила ее домой. Веронику внесли в черный список и навсегда запретили въезд в нашу страну и в другие страны Залива. Наконец-то я от нее избавилась. Скоро чары развеются, и Эйсса снова будет моим.

К тому времени, как мне удалось окончательно выдворить Веронику из нашей жизни, мы с мужем жили раздельно вот уже несколько лет. Оставшись один, Эйсса почти сразу попытался вновь завоевать меня. Он попросил меня вернуться домой, и я согласилась – ради детей, а еще потому, что все еще любила его.

Но случившееся подкосило меня. Я пыталась сама себя убедить, что это не его вина, что виноваты все, кроме моего любимого мужа. Его мать плохо следила за ним, няня была властной и сумасшедшей, а я – слабой, потому что няня стала для него одновременно и матерью, и женой, и секретарем. Вероника понимала его лучше, чем я, лучше, чем мать, и, может быть, лучше, чем он сам. Женщина из бедной семьи, она была благодарна ему даже за жалкие крохи его времени; с ней он был спокоен и доволен, в то время как я постоянно требовала от него внимания и общения.

Я понимала все и все-таки чувствовала обиду. Мне казалось, что меня предали и бросили, что меня не ценят. Я вернулась к нему в первую очередь из-за детей, но все-таки когда-то он был для меня настоящим идеалом мужчины; я слишком любила его, чтобы просто взять и уйти. Я хотела быть с ним, и это было сильнее голоса разума. С разбитым сердцем я вернулась к изменнику.

Он беспрестанно извинялся, говорил, что оказался в сложном положении и не знал, что делать. Он любил и ее, и меня, но скандал-то устроила я. Он винил в нашем расставании меня, а я – Веронику. Но Вероники здесь больше не было. Ситуация с ней окончательно разрешилась. А для меня Вероника оказалась более страшным врагом, чем рак.

Говорят, рука, которая качает колыбель, правит миром. Няня Вероника правила миром моего мужа. Связь, установившаяся между ними, когда Эйсса был еще ребенком, с годами стала столь крепкой, что оказалась прочней священных уз брака. Я до сих пор иногда вижу эту женщину во сне. Сейчас ей немного за шестьдесят, и, благодаря моему мужу, она очень неплохо устроилась у себя на родине, ее семья обеспечена и ни в чем не нуждается.

Они перестали общаться, когда наша младшая, Ширина, заболела и перестала разговаривать. Мы отвели ее к психотерапевту, и, осмотрев ее, врач сказал, что ее молчание – реакция на психическую травму и подавленный гнев. В тот вечер я не выдержала и заявила Эйссе, что это он виноват в ее болезни. Он не понял и решил, что я преувеличиваю. Я объяснила ему, что Ширину глубоко ранило то, что он на многие годы бросил ее и ушел к няне.

Девочка, которая всегда была самой умной и веселой в классе, самой разговорчивой из наших детей, ушла в себя. Ей было всего десять, и она просто потеряла интерес ко всему на свете. Малышка перестала есть, у нее развилась анорексия. На запястьях дочери виднелись тонкие светлые полоски – следы порезов, которые она себе наносила. Членовредительство – один из самых разрушительных способов переживания горя, гнева и отчаяния. После этого Ширина на некоторое время успокаивалась и расслаблялась, но вскоре снова попадала в замкнутый круг вины, стыда и эмоциональных страданий. Душевные раны не заживали. У моей единственной дочери, Ширины, в десять лет обнаружили депрессию. Она мало говорила, у нее не было друзей. Только после этого удара мой муж наконец-то повзрослел и все понял.

– Что я натворил? – сказал он однажды, глядя на фотографии Ширины, сделанные в больнице Хамад. – Знаешь, когда я спросил у нее, зачем она мучает себя, она заплакала и стала умолять меня не бросать ее больше.

– Она тяжелее всех переживала твой уход, – ответила я. – Она не давала мне читать ей сказки на ночь, потому что их всегда читал ей ты, смешными голосами, по ролям. Наверное, это слишком сильно напоминало ей о тебе. Ты и не знаешь, как дети страдали оттого, что тебя нет. Мальчики теперь сами убираются у себя в комнатах, а прислугу даже видеть не хотят.

Я говорила откровенно, не скрывая, что мы все теперь пожинаем то, что он посеял.

– Они до сих пор страдают, и от обиды за меня, и из-за собственных переживаний, – сказала я. – Ты был их кумиром, их отцом, их опорой. Теперь они чувствуют себя обманутыми и боятся за меня, потому что ты ведешь себя как ребенок.

Слеза скользнула у меня по щеке, скатилась на шею, но я не стала утирать ее. Как мог один человек разрушить и искалечить такую большую семью?! Оказалось, что, развешивая на той самой стене знаки нашей гордости и любви, мы украшали собственное надгробие, и отныне оно будет вечно напоминать нам о том, как мы когда-то любили человека, который, очевидно, не любил нас, которому мы были безразличны.

Эйсса оборвал все связи с Вероникой, больше не звонил ей и не посылал денег. Со временем Ширина оправилась и перестала резать себя, но уже не была такой же веселой, как прежде. Когда вырастет, она хочет стать психологом или врачом. Ее братья до сих пор не женились. Что до меня, моя семейная жизнь идет своим чередом. Эйсса никогда не вспоминает о прошлом, дети тоже не поднимают эту тему. Он постоянно говорит им, что они – его гордость, его опора, что они мудры не по годам и ему самому есть чему у них поучиться.

Я молилась когда-то о том, чтобы он снова стал моим, и рада, что все вернулось на круги своя. Считается, что обычно мужчины ломают жизнь молодым девушкам или девочкам, совращая их; но мой Эйсса – живое свидетельство того, что и взрослая женщина может сделать то же самое, соблазнив молодого мальчика, который еще слишком юн для этого.

Когда мы поженились, моему мужу, Валиду, было двадцать два. Он получил степень MBA в ведущем бостонском университете. Мне, Раше, было восемнадцать, я только что закончила школу. Мы купили дом в Джидде и оформили его на нас обоих, чтобы начать общую семейную жизнь. В первый раз я забеременела, когда училась в университете и одновременно работала, но благодаря любви и поддержке Валида мне удалось закончить семестр. В летние каникулы я родила дочерей-двойняшек. Муж нашел нам няню, так что осенью я смогла спокойно продолжить учебу. На последнем курсе института я снова забеременела, но с помощью мужа и няни смогла защититься и тоже получить диплом по управлению бизнесом. Вскоре после окончания университета я родила нашего третьего ребенка – мальчика.