И, четко, по-военному, сделав налево кругом,вылетел из вестибюля, оставив Надюшку буквально с разинутым ртом.

Вот и делай после этого добро людям, вот ижалей их после этого! Отблагодарю, отблагодарю… даже спасибо не сказал! Исчез!Испарился! Нет, зря все-таки Надюшка не ляпнула ему про лейкемию. Может быть,тогда он брякнулся бы в обморок к ее ногам… если уж не хотел пасть перед ней наколени?

Она стояла, ругательски ругая себя за доброту,когда дверь вдруг открылась. Надюшка вскинула глаза: вернулся?! Вот те на…Федот, да не тот. Это ж ее черномазый знакомец с усищами и бровищами иблагоуханием дешевого парфюма!

– Ну, сходим в ночной клуб? – спросил какни в чем не бывало.

Надюшка не выдержала – рассмеялась. Все-такине зря говорят, что все блондины хладнокровны, как рыбы. Да здравствуютбрюнеты! И ночные клубы. А синеглазые киллеры – но пасаран!

Лёля оглянулась испуганно, смятенно. Вот чегоона не ожидала, так это что на свободу удастся вырваться так просто! Тут иохраны, выходит, нет никакой? Или у них сейчас смена караула, инструктаж,перерыв на обед, профсоюзное собрание, вульгарная попойка? А ей какая разница,чем конкретно заняты сейчас охранники, главное – путь свободен!

Лёля огляделась. Не померещился ли ей тотдощатый забор? Пока она видит только темные очертания парка и дорожку, ведущуюк далекой кованой ограде. Вот странно – ограда далеко, ночь все-таки, авидно-то как! Чудится, луна играет на каждом пруте, на каждой детали. Или этокакой-то особый металл?

Сжимая каминный трофей, Лёля быстро пошла подорожке, то и дело оглядываясь. По-прежнему ни души. А какой огромный дом! Иархитектура какая-то странная. Трехэтажная центральная часть с просторнойтеррасой, украшенной колоннами, в обе стороны отходят одноэтажные крылья, какбы переходы, которые заканчиваются флигелями, точной копией центральной части,только двухэтажными, но тоже с колоннами. Из одного такого флигеля и вышлаЛёля. С ума сойти, ну и домина! Необыкновенно элегантен. Совершенно не похож наубогую, бесфантазийную роскошь новорусских особнячков. И, судя по обстановкехолла, Хозяин – человек с немалым вкусом. Или просто додумался нанять хорошегодизайнера.

Интересно, что здесь такое обосновалось? Можетбыть, зря Лёля среди ночи ударилась в бегство и причина ее заточения все-такисовершенно невинна?

Только вот в чем беда: сколько ни напрягаетЛёля умишко, она по-прежнему не в силах постигнуть или хотя бы выдумать этуневинную причину!

Лёля шла все медленнее и наконец остановилась,изумленно глядя на ограду. Господи Иисусе! Это еще что такое?!

Высоченное, затейливо скованное чугунноесооружение, чудилось, все было перевито светящимися, мерцающими нитями.Мертвенные сине-белые искры непрестанно вспыхивали и гасли, как огоньки святогоЭльма. На миг у Лёли возникла мысль, что ограда – вообще некийплазменно-голографический призрак, некая фантастика, воплощенная в жизньнесчитанными деньгами, силовое поле, преодолеть которое невозможно… Но тотчасона уныло покачала головой. Да это просто такая система охраны! Мало того, чтоограда пронизана токами высокой частоты, она еще опутана сетью ультрафиолетовыхили каких-нибудь инфракрасных, бес их разберет, лучей, миновать которыеневозможно. Заденешь, померкнет всего один призрачный огонечек – и завоетсирена, сбегутся незримые стражи, всякое такое… Правда, подобные системы теоретическидолжны быть невидимыми, а тут все сияет и сверкает. Как новогодняя елка.

Лёля подняла голову, принюхалась. Вроде бывитает в воздухе запах озона. Может быть, гроза готовится и атмосфера насыщенаэлектричеством так, что ограда нечаянно засветилась – и в прямом, и впереносном смысле? Впрочем, почему нечаянно? Может быть, устроители этогозамечательного забора как раз нарочно сделали его таким зримо опасным, чтобыотбить у возможных злоумышленников охоту даже приблизиться к ограде, не то чтоперелезть через нее? Тогда понятна становится кажущаяся безмятежность жителейэтого «замка» и отсутствие видимой охраны… На такой забор небось и птицанормальная не сядет – испугается!

Лёля сделала еще шаг и споткнулась обо что-тотугое, упругое. В панике опустила глаза – и едва подавила крик. Она ошибалась!Охрана в саду все-таки была! Прямо на дорожке, преграждая ей путь своимприземистым, коротколапым телом, стоял крупный бультерьер. Его крысиная мордабыла поднята, маленькие уродливые глазки пристально смотрели на Лёлю…

Она обмерла.

Лёля вообще-то не боялась собак, более того –считала такой страх чем-то неприличным. Словно пытая судьбу, она норовилапогладить каждую встречную псину, как-то раз даже попыталась вступить в контактс милицейской овчаркой, с оскаленной морды которой капала слюна. К удивлениюстража порядка, овчарка не разорвала наглую девчонку в клочки, только с видимымотвращением отвернулась, мученически прикрыв покрасневшие от злости глаза: «Ой,ну куда ты лезешь, дура, шла бы своей дорогой подобру-поздорову!»

По глубокому Лёлиному убеждению, собака, как ивсякий хищник, мгновенно оценивает соотношение сил. Если она чувствует флюидыстраха, исходящие от другого пса или человека, это пробуждает агрессивность,она воспринимает объект только с позиции силы, и преодолеть стереотипневозможно. А вот если человек нагло тянется ее погладить, всяческидемонстрируя даже не бесстрашие, а пренебрежение к страху, пес сразу понимает,что должен попятиться на свое историко-биологическое место.

Но стоило тогда Лёле, повинуясь ору кинолога,отойти, как овчарка опять мгновенно рассвирепела и принялась проявлятьслужебное рвение по отношению к трем хулиганам, только что буянившим вскверике, а теперь стоявшим по стойке «смирно».

Однако с мелким собачьим народцем, со всемиэтими тойтерьерами и болонками, Лёля никогда не могла найти общего языка. Неисключено, что они просто чувствовали ее глубокое к себе отвращение, – иреагировали соответственно. А вот бультерьеры, надо полагать, чувствовали и ееотвращение, и страх, потому что их-то Лёля боялась до полного безрассудства!

Прошло некоторое время ошеломленного ступора,прежде чем Лёля вспомнила, что сжимает в руках довольно внушительное оружие.Наверное, даже крепкой башке бультерьера не поздоровится от удара каминной кочергой!Но тотчас она поняла, что не сможет вот так, ни с того ни с сего, ударитьсобаку – пусть и уродливую на редкость, но все-таки не сделавшую ей ничегоплохого. Ну стоит, смотрит тупыми свинячьими глазками, но ведь не кусается идаже не рычит. За что ее кочергою-то? А что будет, интересно, если попытатьсяобойти пса?