— Хочешь домой? — переспросил он, и Питер,поглядев на него, несколько раз моргнул.

— Что ж, это отлично. Мы тоже не прочь поскорее отправитьтебя домой, но сначала мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Для началаответь мне, Питер, как ты себя чувствуешь?

С Питером Дик говорил значительно мягче, чем с Лиз, и онаподумала, что доктор, наверное, не такой уж плохой человек, каким показался ейпоначалу.

— Плохо, — ответил Питер слабым голосом. —Очень… болит.

— Где болит?

— Голова.

— А шея?

— Тоже, но меньше. — Питер попытался кивнуть исразу сморщился от боли. Ему было трудно шевелиться, и Лиз снова подумала, какблизко все они были к еще одной трагедии.

— Где-нибудь еще болит?

— Н-нет. А где мама?

— Я здесь, малыш. Не бойся, я никуда не ухожу.

— Я хотел сказать… Прости меня, пожалуйста. — Онсмотрел на нее полными слез глазами. — Мне очень жаль, мама, правда, этобыло глупо с моей стороны.

Лиз покачала головой. Она считала, что Питер долженрадоваться, что все кончилось так хорошо.

— Да, очень глупо, — ответил за нее ДикВебстер. — Тебе очень повезло, что ты не сломал себе шею. Хорошенькийсюрприз для мамы, не так ли? — Он сердито хмыкнул. — Ну коль скоро тыне умер, сделай одолжение: пошевели руками и ногами. Так, хорошо. А теперьотдельно ступнями и пальцами рук. Ну вот, отлично!..

Это восклицание вырвалось у него, когда Питер исполнил все,о чем просил доктор. И Дик Вебстер, и врач-нейрохирург, который уже успелприсоединиться к нему, были, по всей видимости, очень довольны состояниемПитера, хотя мальчик был еще очень, очень слаб.

В девять вечера Вебстер сказал Лиз, что собирается перевес!и Питера в обычную палату травматологического отделения.

— Теперь вы можете поехать домой и немногоотдохнуть, — сказал он. — Я думаю, главная опасность миновала Вовсяком случае, вашему сыну становится лучше.

Если хотите, можете вернуться утром.

— А можно мне остаться здесь?

Дик Вебстер внимательно посмотрел на нее.

— Как хотите. Я только не вижу в этом особенногосмысла. Питеру нужно спать, и я думаю, мы в конце концов дадим ему что-нибудьболеутоляющее, чтобы он поскорее заснул. До утра никаких новостей не будет —это я вам обещаю. Вам, кстати, необходимо отдохнуть — сегодня у вас был несамый легкий день…

Он почти жалел ее, хотя давно дал себе зарок не обращатьвнимания на родственников своих пациентов.

Как правило, никакой пользы от них не было, а мешали ониизрядно. Но эта миссис Сазерленд выглядела так, словно ее пропустили черезцентрифугу стиральной машины.

— Вы говорили, у вас дома остались другие дети? —спросил он, и Лиз кивнула. — Вот и поезжайте к ним, они навернякаволнуются, — добавил Дик Вебстер. — Кто-нибудь из них видел, как этослучилось?

— Думаю, все видели, — с усилием отвечалаЛиз. — Пожалуй, я действительно позвоню домой и скажу, что все в порядке.Ведь все в порядке, доктор?

— Меня зовут Дик. Дик Вебстер, — сказал онустало. — Да, я думаю, что в конце концов все будет в порядке. Так чтопоезжайте домой и ни о чем не беспокойтесь. Если случится что-нибудьнепредвиденное, я вам позвоню. — Последние слова он произнес не терпящимвозражений тоном.

— Но вы будете с ним до утра? — спросила она. ДикВебстер по-прежнему не очень ей нравился, но Лиз чувствовала, что на него можноположиться.

— Я пробуду здесь до полудня завтрашнего дня. — Онвдруг улыбнулся, и Лиз с удивлением поняла, что Дик вовсе не такой ужнеприятный тип. Когда он не хмурился и не разговаривал с ней своим железнымголосом, его можно было даже назвать симпатичным.

— Мне не хочется оставлять его одного, — честнопризналась она.

— Вам необходим отдых, — повторил онтвердо. — К тому же вы будете мешать, когда мы начнем готовить Питера кпереводу в другую палату.

Лиз улыбнулась его настойчивости. Она повернулась к сыну исказала, что поедет домой, к Джеми и девочкам, и что вернется завтра утром.

— Я приеду как можно раньше, — пообещала она, иПитер улыбнулся в ответ.

— Прости меня, мама, — снова сказал он. — Этобыло глупо.

— Что было, то было, но теперь все позади. Не волнуйся,я люблю тебя. Мы все тебя любим. А теперь будь умницей и скорей поправляйся.

— Передай Джеми, что со мной все будет в порядке,ладно? — Он говорил с видимым усилием, но Лиз все равно была рада. С техпор как Питер пришел в себя, он еще не произносил такой длинной и связнойфразы.

— Обязательно передам, — пообещала она. — Дозавтра, сынок.

— Со мной все будет в порядке… — повторил Питер,закрывая глаза. Он очень старался как-то подбодрить ее, что само по себе былодобрым знаком. Кроме того, Питер был в сознании и ясно отдавал себе отчет втом, где он находится и что с ним. Лиз с ужасом подумала, что было бы, если быон так и не вышел из комы. Трепанация черепа, сказал Дик Вебстер, и бог знает,чем бы все закончилось тогда.

— Надеюсь, что, когда я вернусь, ты уже будешь бегатьпо коридору, — пошутила она, и Питер негромко рассмеялся, не открываяглаз. Все-таки он очень ослаб и держался лишь одной силой воли. Лиз, пожав емуна прощание пальцы, тихонько вышла из палаты.

Дик последовал за ней.

— Пожалуй, парню повезло больше, чем мнеказалось, — сказал он, не скрывая своего восхищения. Он не представлял,как могла эта женщина продержаться столько времени и не дрогнуть. —Признаться откровенно, — добавил Дик, — поначалу мне казалось, чтобез операции не обойтись. Я не думал, что ваш сын придет в себя, да еще такбыстро. Конечно, организм у него молодой, здоровый, но, по-моему, это вы еговытащили.

Вы позвали его, и он откликнулся.

— Что бы это ни было, — серьезно ответилаЛиз, — слава богу, что он пришел в себя.

При мысли о том, что Питер мог и не прийти в себя, колени унее подогнулись, а голова закружилась от слабости.

— Скажите, Дик, сколько… сколько он здесь пробудет?

— Не меньше двух недель, я думаю. Так что не стоитвыкладываться в первые же дни. Ваша помощь может понадобиться ему позднее.Лучше поезжайте домой, а утром вернетесь.

— Я бы предпочла остаться здесь хотя бы в первую ночь,но мне действительно нужно домой. Я должна успокоить других детей.

— Сколько их у вас? — спросил Дик. Почему-то егозаинтересовала эта женщина. Он не знал о ней ровным счетом ничего, кроме того,что она работает адвокатом, но ему было очевидно, что она прекрасная мать иочень сильно любит своего сына.