Пройдя вброд примерно метров десять, он свалил мальчишек вводу, нырнул и вынырнул у самого бортика, под ногами у поэтессыЦуганг-Степченко.

Подтянувшись на руках, он выбрался на бортик, сел и свесилноги.

— Тим, полотенце дать?

— Не давать. И так высохну.

В кармане у Маши Вепренцевой вновь грянул марш.

День такой сегодня. Сплошные марши.

— Тимофей… Ильич… — пролепетала поэтесса, — это вы!

Олигарх на нее даже не посмотрел.

— Вы! — повторила поэтесса и даже глаза на секунду прикрылаот изнеможения чувств.

— А не похож разве? — буркнул Тимофей Кольцов. — Мишка,заплывай справа, справа заплывай! Смотри, он тебя обходит! А ты… — тут онповернулся к жене, как будто, кроме них, на лужайке больше никого не было, — акак второго мальчика зовут?

— Сильвестр.

— Сильвестр, а ты не поддавайся ему, смотри, оборону держи!

— Я держу!

— Пап, мы молодцы?

— Салаги вы, а не молодцы!

— Похвали их, Тим. Смотри, как они стараются.

Телефон в Машином кармане продолжал наяривать марш.Джентльмен на дорожке беззвучно хохотал, Нестор озирался, словно выбираянаправление, куда ему сбежать побыстрее. Охрана была безучастна, Катеринабезмятежна, ее муж мокр с головы до ног и практически гол, а МирославаЦуганг-Степченко была на грани обморока. Или истерики.

Есть ли грань между обмороком и истерикой и если есть,какова она?!

Ах, как жаль, что нельзя досмотреть представление до конца,вот беда какая!… Поминутно оглядываясь на «театр военных действий», Машавыбралась на дорожку, проскочила мимо джентльмена и рысцой побежала к дому,откуда ее все продолжал вызывать начальник.

Собственно, начальника она увидела на веранде с витражами.Лицо у него было желтым, а рубаха малиновой, и Маша не сразу поняла, что этоименно от витражей. В руке он держал телефон.

— Дьявол тебя побери. Маша!…

— Не ругайтесь, Дмитрий Андреевич, я вам сейчас все…

Из распахнутых вглубь дома двустворчатых дверей, на ходузакуривая, вышел Илья Весник.

— А говорят, Кольцов приехал. Правда или нет, никто незнает?

— Я знаю, — сказала Маша. — Приехал.

— Откуда? Ты его видела?

— Он купается в бассейне, — сообщила Маша. — Со своим сыномМишей. А его жена сидит в шезлонге.

— Какая осведомленность! — поразился Весник. — А нам егодаже не показали! Кстати, я не знаю, как планируется обед, может, Тимофей Ильичс этим украинским кандидатом Головко будут отдельно обедать, и даже скореевсего. А мне бы надо с ним познакомиться…

Маша решила, что лучше не говорить Веснику о том, что солигархом она уже познакомилась. Зачем понапрасну человека расстраивать!

— Наплевать мне на Кольцова, — пробормотал фрондер Родионов,— мне надо пару книг подписать, а ты шатаешься неизвестно где!

— Я сейчас их принесу, Дмитрий Андреевич!

— Да уж пожалуйста!

В это время со стороны бальной залы к ним приблизился ещеодин персонаж. Он не шел, а именно приближался — сияя улыбкой, безупречнымизубами, безупречными волосами, безупречно отглаженным пиджаком. Маша скосилаглаза. У Родионова пиджак был мятый. Льняной, летний, он становился мятымсловно сам по себе, стоило только его надеть, но Родионову все это как-топодходило, и в мятом пиджаке он не выглядел… несвежим. Отглаженный персонаж,напротив, казался картонным, вырезанным из гламурного журнала.

Его звали Андрей Поклонный, и он был знаменитый актер.

Впрочем, когда он приблизился, оказалось, что улыбкаотносится не к Воздвиженскому и его компании, а к мобильнику, из которого, каквидно, в ухо Андрею лилось что-то очень приятное.

— Ну, спасибо тебе, дорогой, — говорил он время от времени ис удовольствием взглядывал по сторонам, будто ожидая от окружающих, что ониразделят его удовольствие. — Ну, спасибо тебе большое! Ну, а как же иначе…

Весник показал на него глазами, потом закатил их и беззвучнозахохотал. Маша посмотрела на издателя с неудовольствием. Она отлично знала этозакатывание глаз в свой адрес, которое означало, что она, Маша, непременнодолжна приходить в восторг от таких мужчин!…

А она вот не приходит. Она вообще ни от каких не приходит,кроме одного.

— Дмитрий Андреевич, я пойду и принесу книги.

— Да тебя только за смертью посылать!

— Я поднимусь в комнату и сразу вернусь, вот клянусь вам!

— Совсем от рук отбилась, — пожаловался Веснику великий, иони оба уставились на нее.

Маша быстро пошла к высокой двустворчатой двери, за которойначинался длинный коридор — дача была спланирована немного как общежитие. Две«залы», две просторные веранды с витражами и широкими ступенями в сад, а междуними длинный и довольно сумрачный коридор, в который выходило множество дверей,и еще была лестница на второй этаж. Из интерьерных причуд Маша запомнила тольколосиные рога, которые висели так, что оказывались как бы на голове у каждого,кто случайно проходил мимо них. Мирослава Цуганг-Степченко щебетала, что ее«чоловик» добыл эти самые рога в прошлом году.

— А вот то рожки, — говорила она Воздвиженскому, проводяэкскурсию по «Лувру», — то рожки моего чоловика, бо он справный охотник!

Сам Мирославин «чоловик» и «справный охотник» былвысоченный, усатый и довольно унылый субъект в английском твиде с кожаныминашивками на локтях. Должно быть, именно так ему представлялся помещик — втвиде с нашивками, хотя ничего менее уместного, чем этот самый твидовый костюмжарким майским днем на официальном приеме, придумать было трудно.

В коридоре никого не было, и Маша быстро добежала долестницы, перепрыгивая через ступеньки, поднялась на второй этаж, чуть непоскользнулась на скользких лакированных полах темного дерева и очутилась вкоридоре второго этажа. С разгону она некоторое время соображала, какую именноспальню отвели им с Сильвестром, потому что все двери были одинаковыми.Кажется, предпоследняя дверь с правой стороны. Или последняя?…

И вот еще вопрос — эти двери запираются, как в гостинице,или в них вообще нет замков, как в обычном доме?!

Так которая же? Последняя или предпоследняя?

Самое скверное, что Маша в отведенную ей комнату ни разу незаходила. Госпожа — то есть нет, не госпожа, пани, конечно! — пани Мирослава,сопровождая ее и Воздвиженского наверх, просто указала, кто в какой комнатестанет ночевать — начальник довольно далеко от секретарши, — и уверила, чтогорничная «разберет их багаж».