– Да, конечно. – Епископ поднял взгляд на Рууда. – Ты молод,преисполнен надежд и оптимизма. Ты горишь святым огнем подвижничества. Ты прав,брат Рууд, это я слишком стар и немощен, чтобы строить пустые надежды… Братмой, ты повезешь Ильмара в Рим. Ты сопроводишь его к Преемнику Искупителя, и,если будет на то Божья воля – это поможет нам… поможет всем нам. Брат Рууд,подойди ко мне!

Через миг священник стоял на коленях рядом со мной. Епископвозложил на его голову руку, произнес:

– Именем Сестры, ее волей… на радость Искупителю… дарю темсан святого паладина. Снимаю с тебя все обеты, освобождаю от новых – пока недостигнешь ты Рима и не сопроводишь вора Ильмара к Пасынку Божьему! Отныне всев твоей воле, нет и не будет на тебе грехов, любой твой поступок во исполнениемиссии – мил Искупителю и Сестре!

Рууд задрожал.

Еще бы. У меня колени подогнулись со страху. Святой паладин– это даже не епископ, не кардинал. Сан этот дается тому, кто ради веры ни себяне щадит, ни других, кто должен совершить такое дело, что весь мир в восторгповергнет! Неужели ради того, чтобы доставить меня в Урбис, ради надеждыслабой, что я чего-то вспомню, готов епископ такую ответственность взять, черезсебя – все грехи Рууда, прошлые и будущие, на безгрешную Сестру отвести?

И тут епископ произнес Слово.

Ледяной ветерок дохнул на нас. Брат Ульбрихт потянулся вничто… и достал крошечный блестящий предмет. Стальной столбик на шелковой нити,святой знак…

– Это столб из того железа, которого Искупитель касался… –спокойно сказал епископ. Не было в голосе благоговения, только усталость. –Носи его знаком святого подвижничества, брат Рууд. Знающие – узнают. Все. Верас тобой.

– Вера со мной, брат Ульбрихт, – прошептал Рууд, принявсвятой столб в сложенные лодочкой ладони. Поцеловал его, бережно надел его нашею.

– Иди. Возьмешь мой экипаж… пусть брат Кастор приказзаготовит. И езжай немедленно. Никому сейчас веры нет. Никому, понимаешь?

– Если нас остановит стража?

– Скажи, что вы едете… нет, не в Рим. Куда угодно, любойдругой город назови. Брат Ильмар пусть тоже в наши одежды оденется, священникомназовется…

– Как я могу, брат Ульбрихт? – спросил я.

Епископ вздохнул:

– Прав ты. Не стоит святое дело с обмана начинать. БратИльмар, крепка ли твоя вера?

– Крепка, святой брат…

– Веруешь ты в то, что Искупитель – приемный сын Божий,первый из сыновей земных, что Сестра – ему сестра названая, Господу приемнаядочь?

– Верую…

– Не отступал ли ты против веры, хоть в самой малости? Нетворил ли языческих обрядов, не молился ли лживым богам, не поносил ли святойстолб и чудеса Слова Господнего?

– Нет, ваше преосвященство…

– Хорошо. Милостью Искупителя и Сестры, недостойный братмой, дарую тебе сан святого миссионера, истинное слово во тьму несущего.Отпускаются грехи твои.

Не было у меня никаких сил ответить. Поцеловал я слабую рукуепископа, приняв ее, по правилу, в свои сложенные лодочкой ладони, и только отом подумал, что судьба человеческая – игрушка в руках всевышнего. Две неделиназад был я просто беглым татем. Ну, положим, каторжником-то я как был, так иостался, но вот в придачу – стал графом Печальных Островов и святыммиссионером.

Судьба.

– Идите, – сказал епископ.

– Брат Ульбрихт, предан ли вам брат Кастор? – спросил Рууд,не вставая с колен.

– Да, насколько я ведаю. Но я не знаю, только ли мне онпредан.

– Добр ли он к вам?

– Да, брат Ульбрихт. Очень добр и заботлив.

Глаза у епископа стали грустными и печальными.

– Ваше преосвященство, как мне поступить?

– На тебе нет грехов, брат Рууд.

Мы поднялись с колен. Епископ потянулся, достал с кроватиколокольчик, позвонил. Через несколько мгновений дверь опочивальни открылась.

– Брат Кастор, – тихо сказал епископ. – Подготовь всеприказы, что велит тебе брат Рууд, святой паладин Сестры.

Брат Кастор вздрогнул. Склонил голову.

– Отпускаю тебе все грехи, брат Кастор, – добавил епископ.

Он не понял. Уже и я все понял, а брат Кастор так и несообразил. Выписал бумаги, названные Руудом, скрепил их печатями, своимросчерком, а подпись епископа там заранее была. Я украдкой поглядывал на дверьиз канцелярии в опочивальню: может, одумается епископ, подкатится на своемкресле, окликнет…

– Все готово, – сказал брат Кастор, протягивая бумаги Рууду.Тот молча принял их, и так молниеносно, что любой душегубец бы позавидовал,выхватил тонкий стилет.

– Прости, брат Кастор, – сказал святой паладин, вонзаялезвие в грудь секретаря епископа.

Не издав ни звука, Кастор рухнул на пол. Глаза осталисьоткрытыми и растерянно взирали на брата во Сестре.

– Отпускаю тебе грехи, – сказал Рууд. – Прощаю то, что былты соглядатаем Дома, прощаю то, что ты совершил, и то, что хотел совершить.

Лицо у него даже не дрогнуло. И злобы в глазах не было, неговоря уж о сожалении.

– Идем, брат мой Ильмар, – отворачиваясь от тела, сказалРууд. – Нам еще надо одеяние тебе подобрать, в дорогу снарядиться, на конюшнюприказ отдать. Идем, нет у нас времени.

При виде приказов, подписанных епископом и его покойнымсекретарем – впрочем, о смерти брата Кастора никто еще не знал, – вся святаябратия проявила достойное рвение.

Рууд меня сразу же услал в свою келью. Там я и сидел, глядятупо на крошечный лик Сестры, что на стене висел.

Скажи, всемилостивейшая, неужели стоило священника убивать?Даже если был он наушником Дома, так ведь есть у храма подвалы, камеры дляпокаяния провинившихся братьев. Та же тюрьма, если честно.

Запереть, да и дело с концом…

Нет – убил. Не колеблясь, не медля. Один брат – другого.

А чего тогда мне ждать? Если интересы веры заставляют святыхбратьев друг друга резать! Кто я для них? Титул насмешливый, сан, мимолетноположенный – разве это брата Рууда остановит? Вот расскажу я все, что знаю,Преемнику Юлию, стану не нужен, и…

Мысли были неприятные. Тяжелые и почти грешные. Безпозволения Сестры святой паладин греха не совершит. Если Сестра дозволила –значит, правильно Рууд поступил!