– Ты считаешь, что мы выдаем себя?

– Конечно, брат, – удивился я. – На самом-то деле нам надобыло пешком двинуться. Или верхом, но никак не в карете.

– А как же дозоры? Нас со всеми документами едва пропустили…

– Брат Рууд, если дать две-три монеты любому крестьянину –такими тропками проведет, что ни одного стражника не встретим.

– Это воровские повадки.

– Конечно. Только, может, стоило их вспомнить, радисвятого-то дела?

Священник задумался. Приятно было увидеть, что и я способенпоучить его уму-разуму.

– В чем-то ты прав, Ильмар. Но заставу мы проехали. Покасообщат дозорные начальству, пока старшие офицеры к епископу обратятся, покараздумывать будут – чисто дело или нет, – мы уже в Риме окажемся.

Лошади и впрямь несли карету во весь опор. Может, на такихрысях, с частой сменой, да по хорошим дорогам, и впрямь дней за пять до Римадоберемся – даже и через Брюссель?

– Я бы все равно предпочел внимания на себя не обращать…

Брат Рууд усмехнулся. К нему вновь вернулась уверенность.

– Не бери в голову лишнего, брат. Доедем.

Он разулся, прилег на диван, полог матерчатый, что отпадения удерживает, на себя набросил, закрепил.

– Лучше ложись спать. Пока дорога гладкая, отдохнуть надо.

Эх, святой паладин! Уж не сан ли новый тебя ума лишает?

Путешествовать с комфортом – искушение большое, особенноесли после долгих лет аскетизма в том греха нет…

Но этого я, конечно, вслух не сказал. Лег, полог над собойпристегнул. Только и промолвил:

– А ведь солдат ты не испугался, святой брат… Ты кого-тодругого боишься.

Брат Рууд не ответил. Лишь на миг с дыхания сбился.

Я немного подумал, не стоит ли теперь, став миссионером,какие-то особые молитвы Сестре возносить. На коленях или еще как. Но брат Руудничем подобным себя не утруждал, и я тоже решил не дергаться.

На хорошей дороге, да в карете с упругими рессорами,полеживая на диване, – сон не хуже, чем в гостинице. Привык я к толчкам ипокачиваниям, перестал их замечать. Один только раз, под утро, проснулся –когда карета остановилась. Выглянул – возницы отлить слезли. Последовал я ихпримеру, постоял потом у кареты, в звездное небо глядя. Холодно, но хоть дождянет, тучи почти разошлись. Тянуло откуда-то сыростью, видно, вдоль реки иликанала едем.

– Пора в путь, святой брат.

Хорошие возницы. Молчаливые, нелюбопытные. И крепкие, не зряза поясами мечи носят. Видно, глупости я Рууду говорил, одиноких путниковбольше бед подстерегает. Наткнулись бы на банду душегубцев, что делать?

Забрался я обратно в карету. Святой паладин вроде и нешевельнулся, но глаза чуть приоткрыл. Бдит.

Лег я и проспал до полудня, до самого Брюсселя.

За двенадцать часов мы двести километров проехали, почти безостановок, без всяких задержек. И кони, хоть и выглядели усталыми, шли ещеровно. Остановились мы не у храма Сестры, как я полагал, а у обычной городскойконной станции. Один возница коней утирал, другой на станцию сходил. Вернулся,доложил вполголоса Рууду, что и как. Я не вслушивался, ходил, ноги разминал.После полета на планёре решил я серьезнее к своему телу относиться. Вора ногикормят… впрочем, я ж теперь не вор… или вор?

А вот вопрос – можно быть сразу графом, миссионером и вором?Если пред ликом Искупителя все грехи едины, если Сестра все простит – так,наверное, и такое возможно?

– Брат… – Рууд подошел ко мне. – Хороших коней на станциинет. Возницы предлагают дать нашим отдых до вечера, и дальше двинуться.

– Почему бы не дать, – согласился я. – Выспались вродеславно, можно и вторую ночь в дороге провести.

– Значит, решено.

Рууд махнул рукой возницам, те стали распрягать коней.

– Ты знаешь, где здесь можно хорошо поесть и отдохнуть? –спросил он.

– Конечно. Идем, святой брат. Вот только…

Он смотрел на меня, ожидая продолжения.

– Не стоит ли нам переодеться? Святой паладин, да в компаниис миссионером – не самое обычное зрелище.

– Ты опять предлагаешь таиться, брат Ильмар?

– Даже Сестра не пренебрегла одеждами рабыни, когда пришлаИскупителя увидеть…

– А что ей сказал Искупитель, помнишь? «По душе своейвыбираешь одеяния. Сбрось чужое с себя, будь той, кем была».

Мне ли тягаться со священником в знании святых книг?

Я склонил голову.

– Твоя воля, брат. Идем.

Такая досада меня взяла, что повел я его в самое людное изнаменитое место Брюсселя – к статуе Жаннеке-пис. Конечно же, на улицах на нассмотрели. В первую очередь – на Рууда. Иногда к нему подходили, склонялиголову, и брат Рууд смиренно благословлял верующих.

В тени его популярности, за роскошью алого плаща, я совсемтерялся.

Ох беда!

Видно, Рууд и впрямь был смиренным братом в большом храме. Ивдруг – пришла удача в моем лице. Само собой так вышло, из-за требованийсекретности, из-за наказа Пасынка Божьего – лишним людям об Ильмаре неговорить, из-за слабости и болезности епископа, неспособного самолично со мнойв Урбис отправиться.

Вот и сложилось.

Получил брат Рууд, считай, от самой Сестры, соизволениеделать, что хочешь. Мирские радости – одно, Сестра против глотка доброго винаили вкусного обеда никогда против не говорила. А вот гордыня… гордыня, онапохуже пьянства будет. Кто ей поддался, тому успокоиться тяжело.

Шел брат Рууд впереди меня, касался смиренной ладонью калек,гулящих девиц, добропорядочных бюргеров, малых детей, опрятных старушек, мудрыхстарцев, грязных нищих, воспитанных юношей, нарядных красоток. Раздавалблагословения… ну, не всем подряд, но каждому, кто попросит.

Хорошее дело?

Только вот каждому хорошему делу надо время и место знать.На пылающий дом воды плеснуть – благо, на утопающего – насмешка и преступление.

Но я молчал. Только иногда говорил брату Рууду, кудасворачивать – город он плохо знал. Вышли мы на площадь, к фонтану, сели наоткрытой площадке «Снежной страны» – ресторанчика с хорошей руссийской кухней.Прислуга здесь ходила в меховых шапках и долгополых красных рубахах, на манержителей Ханства. Правда, в самой Руссии я такие одежды встречал редко,праздничные они, наверное.

Брат Рууд принял от официанта меню, отпечатанное роскошно набумаге, глянул на меня. Взгляд был смущенный. Не знал он, что здесь стоитбрать, а чего поостеречься.