Взревели моторы. Недлинная колонна вылетела на улицу ипонеслась назад в прежнем порядке, точно так же лавируя меж гражданскимимашинами, а при необходимости снося их с дороги. Вокруг Мазур наблюдал то жезрелище, что и раньше: никаких признаков облавы, общегородской тревоги, никакихвоенных или полицейских заслонов. Ну, это понятно: все было проделано слишкомбыстро, чтобы военные или гражданские власти успели не то что принять решение иорганизовать перехват, а хотя бы осознать случившееся… К тому же все вниманиевласть предержащих должно быть приковано к порту – там как-никакразворачиваются гораздо более масштабные и грозные неожиданности…

Он обернулся назад. Белый англосакс, соответствующим образомскрученный, покоился в ногах у Крошки Паши. Рот ему тоже успели заткнуть, чтобыне надоедал нытьем насчет каких-нибудь прав или нарушений законов. Не былосейчас ни законов, ни прав – кто успел, тот и съел. Судя по тому, что этапташка оказалась в нужном месте в нужное время, пленный, несомненно, был изрыцарей плаща и кинжала – вот и ладненько, вот и расскажет в спокойнойобстановке, кто его послал захапать советские военные коды и прочие секретныебумаги. Авось да подвернется случай лишний раз прищемить хвост акулам мировогоимпериализма…

Ах ты ж!

Наперерез из боковой улочки выскочил бронетранспортер –самый обыкновенный БТР-70 советского производства, но изрисованный по всембортам неизвестными эмблемами, а значит, умиляться «земляку» никак не стоит…

Передняя «бардадымка» успела проскочить, и машина Мазуратоже – а вот несущийся за ней второй «уазик», напоровшись на пулеметнуюочередь, вильнул в сторону, запетлял на пробитых покрышках, едва не въехал встену дома… Замыкающий броневичок головоломным маневром избежал столкновения,проскочил мимо противника…

– Глуши его! – рявкнул Мазур, одновременно хлопнувВикинга по плечу, чтобы затормозил.

Тот с похвальной быстротой выполнил команду. «Семидесятый»,тоже проскочив по инерции метров на тридцать, тяжело разворачивался, ипулеметная башенка уже крутилась, опережая маневр, пулемет искал цель.

Крошка Паша выпрямился в машине во весь свой немаленькийрост, утвердив на плече короткую и толстую трубу гранатомета. Совсем рядомрванулись наружу раскаленные газы, щеку Мазура обдало горячим вихрем…

Снаряд влепился прямехонько в борт, под башенку.Бронетранспортер окутался грязно-черным дымом, содрогнулся. Башенка больше невращалась. Распахнулись люки, и оттуда ошалевшими зайцами чесанули аборигены.

Мазур не стал их класть — все равно особой опасности непредставляли, черти чумазые… Он лишь послал две длинные очереди поверх голов,прикрывая бегущих к нему подчиненных – к счастью, никто не пострадал…

– Целы там? – заорал Лихобаб, высовываясь из люка.

– А то! – отозвался Мазур. – Живо, вы!

Битком набитый «уазик» промчался прочь в компании двухневредимых броневичков. Вокруг понемногу разворачивалась самая настоящая паника– мирное население, сбитое с толку и не ждавшее ничего хорошего от пальбы вцентре города, разбегалось по подворотням. Но впереди уже показались портовыеворота, а уж там-то их, сиротинушек, никто не дал бы в обиду.

– Слушай, – сказал Мазур, ощущавший себя пассажиромавтобуса в час пик. – А ведь ты, черт тебя побери, и впрямь талисманкакой-то. Как возьмешь тебя на дело, все гладко проходит…

– Я стараюсь, – почти спокойно улыбнулся Вундеркинд.

В порту уже во всю кипела работа – у причалов стоялигрузовые суда, краны исправно работали, опуская в трюмы тяжело нагруженныеподдоны, повсюду суетились морпехи, а поодаль, на рейде, грозно застыли боевыекорабли.

«Мы не марионетки, – припомнил Мазур чье-тоизречение. – Мы маленькие винтики громадного механизма».

Ага, все правильно. Вот только душа болела оттого, чтоприходится отсюда уходить – как-никак подходы к Суэцкому каналу и Персидскомузаливу, выход в Индийский океан. Ничего, у нас еще остается Эль-Бахлак…

Вообще-то тюрьмы и занимаемые спецслужбами здания – объекты,если можно так выразиться, устоявшиеся. Порой успевает смениться нескольковластей, пройти изрядно времени, а в подобных домах меняются только хозяева, ноне функции.

Однако здесь обстояло как раз наоборот. В первые дни послереволюции молодые реформаторы – тогда еще не генералы и полковники – идянавстречу народным чаяниям, торжественно, при огромном стечении публикивзорвали начисто жуткую султанскую тюрьму, израсходовав на это массу тротила, апотом для пущей торжественности, надежности и агитационности вывезли обломки навереницах тяжелых грузовиков и утопили в море. В знак разрыва с проклятым прошлыми торжества грядущей свободы. Сам Мазур этого зрелища видеть не мог, носвидетели рассказывали, что зрелище было эффектное…

Увы, довольно быстро наступили скучные будни. Выяснилось,что у молодой республики есть враги, что их все больше, а следовательно, тех изних, кого сразу не прислонили к стенке, нужно где-то держать, пока идетследствие и прочие процедуры. В итоге генерал Асади после недолгих поисковостановился на дворце какого-то сбежавшего амира – поскольку тот располагалсяна окраине и был обнесен высокой стеной. Там и прижился. Мазур уже наслышанбыл, что это здание, некогда звавшееся Аль-Джухейн, в народе давно ужеименуется Джеханнем[1] – но, разумеется, с оглядочкой, шепотком…

Когда высокие железные ворота распахнулись, Мазур увидел,что прямо напротив них, метрах в пяти, сложена высоченная каменная стена – нучто же, грамотно придумано, при внезапном нападении поможет обороняющимся…

С обеих сторон моментально выдвинулось с полдюжинынародогвардейцев – да не простых, в черных беретах, а носивших вдобавок налевом рукаве золотой шеврон со скрещенными кинжалами и львиной мордой – инаправили автоматы на прибывших. Лица у них были совершенно бесстрастные, ониказались удивительно схожими – застывшие физиономии приобщенных.

Документы проверяли тщательнейшим образом – что у Мазура,что у майора Юсефа, который здесь бывал по десять раз на дню и должен бытьизвестен всем и каждому. Процедура поневоле производила впечатление исвидетельствовала, Мазур оценил, о неплохой натасканности. Ни следа пресловутойвосточной расхлябанности.

Вторая проверка, ничем первой не уступавшая, произошла углавного входа. И тем не менее в вестибюле документы пришлось еще раз показать– на сей раз просто предъявить.

– Обстановка сложная, товарищ Мазур, – сказал Юсеф,словно бы извиняясь. – Заговоры, происки, измены…

– Понятно, – кивнул Мазур.

Внутри он увидел ту же картину, что и в прочих роскошныхнекогда резиденциях, занятых новой властью: вся движимая роскошь тщательноизничтожена, стены увешаны лозунгами, плакатами и портретами. Единственноеотличие, пожалуй, заключалось в том, что добрая половина плакатов была емурешительно незнакома. На улицах они никогда не встречались, предназначались,надо полагать, исключительно для внутреннего употребления. Здешние плакатныедобры молодцы, белозубые и широкоплечие, были, как на подбор, не улыбчивыми, асуровыми, озабоченно хмурившимися. Они не воздевали патетически рук, никому неуказывали путь в светлое будущее. Наоборот, как один, занимались суровыммужским делом: кто сверкающим мечом перерубал шеи омерзительному многоголовомучудищу; кто, цепенея от напряжения, напрягши мускулы, душил пузатых гнусныхтипов, у которых из всех карманов торчали пачки долларов, пистолеты, удавки икинжалы; кто разгонял винтовкой с примкнутым штыком полчища опрометьюразбегавшихся злобных гномиков, не достававших стражу революции и до колена.Правда, и здесь за спиной у каждого чудо-богатыря непременно вставалоклассическое, идеологически выдержанное солнышко, ощетинившееся лучами, какдикобраз иглами. Специфика службы, подумал Мазур, все логично и объяснимо…