На проходной вместо прежних караульных уже стояли те жеморпехи – а караульные, держа руки на затылках, устроились на корточках лицамик стене. Судя по тому, что Мазур видел мельком, обошлось без перестрелок ипотасовок.

Самое смешное, что в городе ни о чем еще не подозревали – натротуарах полно пешеходов, машины ездят как ни в чем не бывало… Колонна несласьпо осевой, лавируя в потоке – правда, без особой деликатности. Время от времениголовной броневик без всяких церемоний отшвыривал с дороги замешкавшуюсялегковушку под отчаянный лязг раздираемого железа и разноголосый стонклаксонов. Пешеходы, с африканской беспечностью шатавшиеся по проезжей части,испуганными воробьями брызгали из-под колес, вопя и совершая дикие прыжки, чтотвои антилопы…

Какой-то придурок, видом похожий на полицейскогорегулировщика, метнулся им наперерез, свистя и махая жезлом. Его благородно нестали наматывать на колеса – попросту объехали, пронеслись на красный сигналсветофора, влетели на тротуар, распугивая ополоумевших пешеходов, смахупересекли обширный зеленый газон, посреди которого возвышалась бронзовая статуяблагообразного африканца штатского вида, в наряде девятнадцатого века. Мазурмашинально отмечал ориентиры – в число коих входил и этот памятник. Лихобабнаполовину высунулся из люка, прочно утвердясь в решительной позе не хужелюбого монумента.

При выезде с площади им попыталась заступить дорогустаренькая легковушка, судя по раскраске и динамикам на крыше, имевшая какое-тоотношение к правоохранительным органам. Головной броневик треснул по ней отвсей души утюгообразным носом, наподдав так, что ретивые полицаи отлетелиметров на десять – и летели бы дальше, да впечатались багажником в стену дома,что машинешку добило окончательно, и она в секунду обрела вид мятой консервнойбанки.

Ага! Серое трехэтажное здание колониальной постройки, началавека, с шестью колоннами у входа и характерной башенкой на крыше – очереднойориентир… Машины пошли медленнее, свернули налево, направо, еще раз налево,распугали табунок молодых людей студенческого вида – те исправно брызнули встороны, бросая стопки каких-то книжек – отчаянно визжа покрышками, свернули заугол.

И Мазур наконец узрел цель – длинное двухэтажное здание,серо-сизоватого цвета, вытянувшееся буквой «П», окруженное обширными газонами.Колонна рванула к парадному входу, перед которым стояла на невысоком каменномпостаменте пушка времен гражданской войны в США с горкой ядер.

По обе стороны от входа повисли флаги – государственный икакой-то еще, гораздо более пестрый, очевидно, армейский. Двое часовых у входа– белоснежные шлемы, начищенные до зеркального блеска ботинки, винтовки спримкнутыми штыками – так и остались стоять болванчиками, то ли устав блюли, толи оцепенели от неожиданности.

Головной броневичок развернул башню и лупанул длиннойпулеметной очередью по окнам второго этажа – только стекла брызнули. Тутчасовые опомнились – и, побросав винтовки, кинулись в разные стороны, бытьможет, полагая, что стали свидетелями очередного военного переворота, в которомне хотели участвовать ни в каком качестве. Через пару секунд их и след простыл.

Четыре машины выстроились шеренгой неподалеку от парадноговхода в одно из зданий здешнего военного министерства. Что-то звонко щелкнуло,шумно затрещало, и динамики взорвались гитарными переборами вперемешку с чьим-томастерским нажариванием на баяне, и хриплый бас заорал, определенно подВысоцкого:

– Который день шагаем твердо,

твердо, твердо!

Нам не дают ни жрать,

ни пить, ни спать!

Но что поделать, если мы – когорты,

мы – когорты,

изволь рубить, изволь

маршировать!

Ни одного, ни одного

удара мимо!

Пусть я убит, но легион —

непобедим.

Когорты Рима, императорского

Рима за горизонт распространяют

этот Рим!

Новые пулеметные очереди – на сей раз с обоих броневиков –вновь крест-накрест прошлись по зданию, обеспечивая стекольщиков работой нанеделю вперед. Летела каменная крошка, рушились осколки. Кое-где в окнахпоявлялись на миг испуганные рожи. Динамики ревели в полном соответствии срекомендациями хитромудрых армейских психологов.

– А нам бы бабу, нам бы бабу,

нам бы бабу, а нам бы всласть говядинки

пожрать!

Но Цезарь рявкнул: «Вам пора бы,

вам пора бы

за славный Рим со славою,

опять же, подыхать!»

Ну что поделать, что поделать,

коль приперло!

Опять когорта на мечи пошла.

И я стараюсь пересохшим горлом

Орать припев про римского орла…

И пулеметные очереди. И рев динамиков, услаждавших уши всехв округе плодами трудов какого-то таланта из батальона Лихобаба. Вполневозможно, психологи были правы. Пальба, то и дело сменявшаяся бравой хрипатойпесней, была явлением жутким и непонятным. Это ни на что не походило – ни напрямую атаку, ни на очередной путч – и безусловно повергало умы в смятение…

Зоркий Сокол, сидевший со своей снайперкой наизготовку,подтолкнул Мазура локтем и показал глазами наверх. Мазур присмотрелся. Вразбитом окне второго этажа показался суетливый персонаж во френче с офицерскимзолотым обилием на погонах и ручным пулеметом, который он попробовал примоститьна подоконник.

Это уже был полный и законченный непорядок. У отважногозащитника родины был такой вид, словно он и впрямь собрался стрелять напоражение.

– Не нравится мне этот мудак, – сказал Мазур.

– Понял, – спокойно кивнул Зоркий Глаз.

Вскинул свою шикарную западногерманскую винтовочку, щелкнулвыстрел, и пулемет тяжко закувыркался с подоконника, на котором и повиснеподвижно нарушитель порядка, свесив руки.

Затягивать не годилось, подобные сценические эффекты тем ихороши, что действуют лишь короткое время…

– Пошли! – рявкнул Мазур, выпрыгивая из машины.

Зоркий Глаз с Землемером остались в «уазиках» в качествеприкрытия, а остальные слаженной группой, в хорошем темпе рванули к высоченнойвходной двери – роскошному сооружению с бронзовыми накладками и начищенными доблеска затейливыми ручками под старину: Викинг и Куманек, Пожарник и КрошкаПаша, Пеший-Леший и Бульдозер. Вундеркинд исправно несся рядом с Мазуром, гремяскверно прилаженной амуницией (Мазур нашел секунду, чтобы это с неудовольствиемотметить).

Высоченная створка распахнулась удивительно легко для своихгабаритов и веса – ну конечно, все придумано так, чтобы важные чины ненатрудили рук…