– Неужели ты думаешь, что я не знаю? – прошепталАрман. Глаза его излучали непонятно откуда взявшийся странный свет. Во взглядепоявилась какая-то новая мягкость, а от прежней сдержанности не осталось следа.Арман взял бокал с бренди и вложил его в руку Дэниела.

– А ты убегаешь от меня, – сказал он, – изСтокгольма, Эдинбурга, Парижа. За кого ты меня принимаешь, заставляя с такойскоростью следовать за тобой повсюду? Да еще и перед лицом такой опасности…

Он внезапно коснулся губами лица Дэниела.

«Ну вот, это уже лучше, целоваться мне нравится. Иприжиматься к мертвецам всем телом тоже. Держи меня крепче. – Он уткнулсялицом в шею Армана. – Твоя кровь…»

– Не сейчас, любовь моя. – Арман отстранил Дэниелаот себя и прижал пальцы к его губам. Его обычно тихий, бесстрастный голос былна удивление эмоциональным. – Послушай меня. Нас уничтожают по всему миру.

Уничтожают?.. Это слово вызвало панику в его душе. А тело,несмотря на беспредельную усталость, резко напряглось. Он попыталсясосредоточить все свое внимание на Армане, но перед глазами вновь возниклирыжеволосые близнецы, солдаты, обугленное тело матери, падающее в пыль… Но вчем смысл всего этого? Какова связь? Почему?..

– Не могу объяснить, – ответил Арман, имея в видусон, поскольку он являлся и к нему тоже. Он поднес бренди к губам Дэниела.

О, как тепло. Если бы он не держал себя в руках, тонепременно потерял бы сознание. В маленьком обитом бархатом салоне они быливдвоем и теперь молча неслись по пустому шоссе прочь от Чикаго, а дождь заливалстекла. Ах, как прекрасен этот серебряный дождь. Губы Армана дрогнули, какбудто он намеревался что-то сказать, и вдруг застыли; он отвернулся, словноприслушиваясь к привлекшим его внимание далеким звукам музыки.

«Я с тобой, и я в безопасности».

– Нет, Дэниел, не в безопасности, – ответилон. – Возможно, ни на одну ночь, ни даже на один час.

Дэниел попытался осмыслить сказанное и сформулироватьвопрос, но он слишком ослаб, его клонило в сон. В машине было так уютно, еемягкий ход действовал так успокаивающе. И близнецы… Прекрасные рыжеволосыесестры хотели вернуться к нему! На долю секунды веки его сомкнулись, и он упална плечо Армана, чувствуя на своей спине его руку.

– Что мне с тобой делать, любовь моя? Особенно сейчас,когда я сам так испуган, – словно издалека донесся до него голос Армана.

Снова темнота… Он пытался сосредоточиться на вкусе бренди,на прикосновении руки Армана, но сон уже завладел его сознанием.

Близнецы брели по пустыне; солнце стояло высоко в небе. Еголучи обжигали их белые руки и лица. Их губы распухли и потрескались от жажды.Платья запачканы кровью.

– Сделайте так, чтобы пошел дождь, – прошептал вслухДэниел. – Это в ваших силах, сделайте так, чтобы пошел дождь.

Одна из сестер упала на колени, вторая опустилась рядом иобхватила ее руками. Рыжие волосы смешались с рыжими волосами.

И вновь откуда-то издалека послышался голос Армана. Онговорил, что они слишком углубились в пустыню. Даже их духи не могут вызватьдождь в таком месте.

Но почему? Разве духам не все под силу?

Он почувствовал еще один поцелуй Армана.

Близнецы вошли в проход между невысокими горами. Но тени небыло, так как солнце стояло прямо над головой, а каменистые склоны слишкомковарны, и взбираться по ним опасно. Они все продолжают идти. Неужели никто нев силах им помочь? Через каждые несколько шагов они спотыкаются и падают. Дораскаленных камней нельзя даже дотронуться. В конце концов одна из них падаетлицом в песок, а вторая накрывает ее своим телом и пытается защитить от солнцазавесой волос.

О, только бы наступил вечер и подул прохладный ветер.

Вдруг та, которая пыталась защитить сестру, смотрит вверх.Какое-то движение на скалах. И вновь – тишина. Падает камень, и эхо отчетливодоносит характерный тихий шорох. Дэниел видит появившихся на скалах людей –типичных темнокожих жителей пустыни в тяжелых белых одеждах.

Завидев приближающихся мужчин, близнецы одновременноподнимаются на колени. Мужчины предлагают им воду. Они брызгают на близнецовхолодной водой. Близнецов переполняет радость, и они принимаются истерическисмеяться и что-то говорят, но люди их не понимают. Красноречивыми жестами однаиз сестер указывает на живот другой и, сложив руки, изображает общепринятыедвижения, как будто укачивает ребенка. Так вот оно что. Мужчины поднимаютбеременную женщину. И все вместе они направляются к оазису, вокруг которогоразбиты палатки.

И вот наконец при свете костра, горящего рядом с палаткой,близнецы засыпают; среди бедуинов, этого народа пустыни, они чувствуют себя вбезопасности. Неужели бедуины действительно столь древний народ, что их историянасчитывает многие тысячелетия? На рассвете одна из сестер – та, что не носит всебе ребенка, – встает и направляется к оливковым деревьям, в то время какдругая пристально следит за ней взглядом… Она поднимает руки, и поначалукажется, что она всего лишь приветствует солнце. Остальные уже проснулись иподходят поближе, чтобы посмотреть. А потом поднимается ветер и начинает нежнотеребить ветви оливковых деревьев. И наконец, с неба падают первые капли дождя,ласкового, легкого дождя.

Он открыл глаза…

И увидел, что находится в салоне самолета.

Маленькую спальню он узнал сразу же – по белым пластиковымстенам и умиротворяюще спокойному тускло-желтому свету. Здесь кругом сплошнаясинтетика, все сияет и блестит, как отполированные кости доисторическихживотных. Неужели круг замкнулся? Технология возродила пристанище Ионы во чревекитовом.

У кровати, где он лежал, не было ни изголовья, ни спинки, ниножек, ни даже каркаса. Кто-то вымыл ему руки и лицо. Он был чисто выбрит. Ичувствовал себя просто великолепно. Грохот моторов превратился во всеобъемлющуютишину, в дыхание рассекающего волны кита. Поэтому он смог более отчетливорассмотреть окружавшие его предметы. Графин. Бурбон. Как хочется бурбона. Но онне в силах двигаться – слишком измотан. И что-то не так, что-то… Он поднял рукуи ощупал шею. Амулет пропал! Но это неважно. Он с Арманом.

Арман сидел за столиком рядом с окном – китовым глазом, чьебелое пластиковое веко было опущено до упора. Он подстригся. Он был одет впрекрасно сшитый, изящный костюм из черной шерстяной ткани и вновь походил наподготовленного к похоронной церемонии покойника, а блестящие черные ботинкидополняли картину. Мрачное зрелище. Самое время прочесть двадцать третийпсалом.

– Ты умираешь, – мягко сказал Арман.