Первой ей позвонила Дебби Смит из Самерсворта. Мы очень ждемтебя, — сказала Дебби теплым голосом. Действительно, так оно и было. Одна издевушек, втроем снимавших одну квартиру, съехала в мае, устроившись работатьсекретарем в оптовую фирму. Дебби и Роде трудно было платить за квартирувдвоем.

— И мы обе воспитывались в больших семьях, — сказала Дебби.— Так что плачущие дети нам не в новинку.

Фрэн сказала, что будет готова к переезду к первому июля.Когда она повесила трубку, она обнаружила, что по щекам у нее текут теплыеслезы.

Слезы облегчения. Если она сможет уехать из этого города,где она выросла, то с ней будет все в порядке. Подальше от матери и даже ототца.

Второй звонок был от Джесса. Он звонил из Портленда исначала набрал ее домашний номер. К счастью, он попал на Питера, который дал ееномер в «Харборсайде» без какого бы то ни было комментария.

И тем не менее, первое, что он сказал, было:

— Похоже, у тебя дома напряженная атмосфера, а?

— Ну, слегка, — ответила она неопределенно, не желаяпосвящать его в подробности. Это сделало бы их своего рода сообщниками.

— Твоя мать?

— Почему ты так думаешь?

— У нее вид женщины, которая может выйти из себя. Что-то унее такое в глазах, Фрэнни. Ее взгляд говорит, что если ты пристрелишь моихсвященных коров, то я пристрелю твоих.

Она ничего не ответила.

— Извини, я не хотел тебя обидеть.

— Ты и не обидел, — сказала она. Его определение было,впрочем, очень точным — поверхностно точным, во всяком случае, но она все ещепыталась преодолеть удивление, вызванное этим глаголом — «обижать». Страннобыло слышать от него это слово. Наверное, существует такое правило, — подумалаона. Когда твой любовник начинает говорить о том, что «обидел» тебя, он большеуже не твой любовник.

— Фрэнни, предложение по-прежнему остается в силе. Если тыскажешь да, я смогу достать пару колец и быть здесь после полудня.

«На своем велике», — подумала она и чуть не захихикала.

— Нет, Джесс, — сказала она, преодолев внезапный приступвеселости.

— Я хочу этого! — сказал он со странным неистовством, словноувидел, как она борется со смехом.

— Я знаю, — сказала она. — Но я не готова к замужеству. Делово мне, Джесс, дело не в тебе.

— Что ты решила насчет ребенка?

— Буду рожать.

— И откажешься от него?

— Пока не решила.

— Ну и что мы будем делать? — спросил он резко. — Не можешьже ты оставаться в «Харборсайде» все лето. Если тебе нужно жилье, я могупоискать в Портленде.

— Я нашла себе жилье.

— Где? Или я не должен об этом спрашивать?

— Не должен, — сказала она, не в силах придумать болеедипломатичный ответ.

— Ты свяжешься со мной, когда устроишься на новом месте?

— Да, наверное.

— Если я буду тебе нужен, Фрэнни, ты знаешь, где меня найти.

— Хорошо, Джесс.

— Если тебе понадобятся деньги…

— Да.

— Свяжись со мной. Я не настаиваю, но… Я хочу тебя видеть.

— Хорошо, Джесс.

— До свидания, Фрэн.

— До свидания.

Когда она повесила трубку, у нее возникло ощущение, чтоосталась какая-то недоговоренность. Она задумалась. В конце разговора онивпервые не сказали друг другу «Я люблю тебя». Это расстроило ее, и хотя она ивелела себе не обращать внимания, но это не помогло.

Последним, около полудня, позвонил ее отец. Позавчера онивместе позавтракали, и он сказал ей, что беспокоится о Карле. Всю ночь онапровела в гостиной, сосредоточенно изучая старые генеалогические записи. Околополовины двенадцатого он зашел к ней и спросил, когда она поднимется наверх.Она ответила, что ей не спится. Она простудилась, — сказал Питер Фрэнни. У неенасморк. Когда он спросил ее, не выпьет ли она стакан горячего молока, онавообще ничего не ответила. На следующее утро он обнаружил ее спящей в кресле скнигой на коленях.

Когда она проснулась, то выглядела лучше и, похоже, немногопришла в себя, но простуда усилилась. Она воспротивилась его предложениювызвать доктора Эдмонтона. Потом она поставила себе горчичники на грудь исказала, что чувствует улучшение.

Он позвонил как раз в тот момент, когда началась перваягроза. Пока она разговаривали, ей было видно, как время от времени молниявонзалась в воду. Каждый раз в трубке при этом раздавался легкий треск, словноиголка проигрывателя подскакивала на царапине.

— Сегодня она осталась в постели, — сказал Питер. — В концеконцов она согласилась, чтобы Том Эдмонтон осмотрел ее.

— Он уже приходил?

— Только что ушел. Он думает, что у нее грипп.

— О Боже, — сказала Фрэнни, прикрыв глаза. — Это не шуткидля женщины ее возраста.

— Это точно. Он выдержал паузу. — Я рассказал ему все,Фрэнни. О ребенке, о ссоре с Карлой. Том лечил тебя с младенчества, и он будетдержать язык за зубами. Я хотел знать, могло ли все это стать причиной болезниКарлы. Он ответил нет. Грипп есть грипп.

— Что еще он говорит?

— Он сказал, что многие в округе больны. Какой-то особенномерзкий вирус. Похоже, он пришел с юга. Им уже охвачен весь Нью-Йорк.

— Как она сейчас, папочка?

— Она в кровати, пьет сок и принимает таблетки, которыепрописал Том. Я взял отгул, а завтра с ней придет посидеть миссис Холлидей. Ейхотелось, чтобы это была именно миссис Холлидей, потому что она собираетсяпоработать вместе с ней над повесткой июльского собрания ИсторическогоОбщества. Я иногда думаю, что ей хочется умереть в упряжке.

— Как ты думаешь, не будет ли она возражать, если…

— В данный момент будет. Но дай ей время, Фрэн. Всеобразуется.

Теперь, четырьмя часами позже, Фрэнни усомнилась в этом.Может быть, если она откажется от ребенка, никто в городе никогда не разнюхаетоб этом. Впрочем, маловероятно. В маленьких городах у людей обычно бываетудивительно острое обоняние.

Накидывая на себя легкое пальто, она чувствовала, как в нейначинает зарождаться чувство вины. В последние дни перед ссорой ее матьвыглядела очень измотанной. У нее были мешки под глазами, кожа выгляделаслишком желтой, а седина в волосах стала еще более заметной, несмотря на то,что она регулярно красилась в парикмахерской. И все же…