Время сжигает годы и людей, сжигает само, без помощиМонтэга. А если он, Монтэг, вместе с другими пожарниками будет сжигать то, чтосоздано людьми, а солнце будет сжигать Время, то не останется ничего. Всёсгорит.

Кто-то должен остановиться. Солнце не остановится. Значит,похоже, что остановиться должен он, Монтэг, и те, с кем он работал бок о боквсего лишь несколько часов тому назад. Где-то вновь должен начаться процесссбережения ценностей, кто-то должен снова собрать и сберечь то, что созданочеловеком, сберечь это в книгах, в граммофонных пластинках, в головах людей,уберечь любой ценой от моли, плесени, ржавчины, тлена и людей со спичками. Мирполон пожаров, больших и малых. Люди скоро будут свидетелями рождения новойпрофессии — профессии людей, изготовляющих огнеупорную одежду для человечества.

Он почувствовал, что ноги его коснулись твёрдого грунта,подошвы ботинок заскрипели о гальку и песок. Река прибила его к берегу.

Он огляделся. Перед ним была тёмная равнина, как огромноесущество, безглазое и безликое, без формы и очертаний, обладавшее толькопротяжённостью, раскинувшееся на тысячи миль и ещё дальше, без предела, зелёныехолмы и леса ожидали к себе Монтэга.

Ему не хотелось покидать покойные воды реки. Он боялся, чтогде-нибудь там его снова встретит Механический пёс, что вершины деревьев вдругзастонут и зашумят от ветра, поднятого пропеллерами геликоптеров.

Но по равнине пробегал лишь обычный осенний ветер, такой жетихий и спокойный, как текущая рядом река. Почему пёс больше не преследует его?Почему погоня повернула обратно, в город? Монтэг прислушался. Тишина. Никого.Ничего.

«Милли, — подумал он. — Посмотри вокруг. Прислушайся! Ниединого звука. Тишина. До чего же тихо, Милли! Не знаю, как бы ты к этомуотнеслась. Пожалуй, стала бы кричать: „Замолчи! Замолчи!“. Милли, Милли». Емустало грустно.

Милли не было, не было и Механического пса. Аромат сухогосена, донёсшийся с далёких полей, воскресил вдруг в памяти Монтэга давнозабытую картину. Однажды ещё совсем ребёнком он побывал на ферме. То был редкийдень в его жизни, счастливый день, когда ему довелось своими глазами увидеть,что за семью завесами нереальности, за телевизорными стенами гостиных и жестянымвалом города есть ещё другой мир, где коровы пасутся на зелёном лугу, свиньибарахтаются в полдень в тёплом иле пруда, а собаки с лаем носятся по холмам забелыми овечками.

Теперь запах сухого сена и плеск воды напоминали ему, какхорошо было спать на свежем сене в пустом сарае позади одинокой фермы, встороне от шумных дорог, под сенью старинной ветряной мельницы, крылья которойтихо поскрипывали над головой, словно отсчитывая пролетающие годы. Лежать быопять, как тогда, всю ночь на сеновале, прислушиваясь к шороху зверьков инасекомых, к шелесту листьев, к тончайшим, еле слышным ночным звукам.

Поздно вечером, думал он, ему, быть может, послышатся шаги.Он приподнимется и сядет. Шаги затихнут. Он снова ляжет и станет глядеть вокошко сеновала. И увидит, как один за другим погаснут огни в домике фермера идевушка, юная и прекрасная, сядет у тёмного окна и станет расчёсывать косу. Еётрудно будет разглядеть, но её лицо напомнит ему лицо той девушки, которую онзнал когда-то в далёком и теперь уже безвозвратно ушедшем прошлом, лицодевушки, умевшей радоваться дождю, неуязвимой для огненных светляков, знавшей,о чём говорит одуванчик, если им потереть под подбородком. Девушка отойдёт отокна, потом опять появится наверху, в своей залитой лунным светом комнатке. И,внимая голосу смерти под рёв реактивных самолётов, раздирающих небо надвое досамого горизонта, он, Монтэг, будет лежать в своём надёжном убежище на сеновалеи смотреть, как удивительные незнакомые ему звёзды тихо уходят за край неба,отступая перед нежным светом зари.

Утром он не почувствует усталости, хотя всю ночь он несомкнёт глаз и всю ночь на губах его будет играть улыбка, тёплый запах сена ивсё увиденное и услышанное в ночной тиши послужит для него самым лучшимотдыхом. А внизу, у лестницы, его будет ожидать ещё одна, совсем уженевероятная радость. Он осторожно спустится с сеновала, освещённый розовымсветом раннего утра, полный до краёв ощущением прелести земного существования,и вдруг замрёт на месте, увидев это маленькое чудо. Потом наклонится и коснётсяего рукой.

У подножья лестницы он увидит стакан с холодным свежиммолоком, несколько яблок и груш.

Это всё, что ему теперь нужно — доказательство того, чтоогромный мир готов принять его и дать ему время подумать над всем, над чем ондолжен подумать.

Стакан молока, яблоко, груша. Он вышел из воды.

Берег ринулся на него, как огромная волна прибоя. Темнота, иэта незнакомая ему местность, и миллионы неведомых запахов, несомых прохладным,леденящим мокрое тело ветром, — всё это разом навалилось на Монтэга. Онотпрянул назад от этой темноты, запахов, звуков. В ушах шумело, головакружилась. Звёзды летели ему навстречу, как огненные метеоры. Ему захотелосьснова броситься в реку, и пусть волны несут его всё равно куда. Тёмная громадаберега напомнила ему тот случай из его детских лет, когда, купаясь, он был сбитс ног огромной волной (самой большой, какую он когда-либо видел!), она оглушилаего и швырнула в зелёную темноту, наполнила рот, нос, желудок солёно-жгучейводой. Слишком много воды!

А тут было слишком много земли.

И внезапно во тьме, стеною вставшей перед ним, — шорох,чья-то тень, два глаза. Словно сама ночь вдруг глянула на него. Словно лесглядел на него.

Механический пёс!

Столько пробежать, так измучиться, чуть не утонуть,забраться так далеко, столько перенести, и, когда уже считаешь себя вбезопасности и со вздохом облегчения выходишь наконец на берег, вдруг передтобой…

Механический пёс!

Из горла Монтэга вырвался крик. Нет, это слишком! Слишкоммного для одного человека.

Тень метнулась в сторону. Глаза исчезли. Как сухой дождь,посыпались осенние листья.

Монтэг был один в лесу.

Олень. Это был олень. Монтэг ощутил острый запах мускуса,смешанный с запахом крови и дыхания зверя, запах кардамона, мха и крестовника,в глухой ночи деревья стеной бежали на него и снова отступали назад, бежали иотступали в такт биению крови, стучащей в висках.

Земля была устлана опавшими листьями. Их тут, наверно, былимиллиарды, ноги Монтэга погружались в них, словно он переходил вброд сухуюшуршащую реку, пахнущую гвоздикой и тёплой пылью. Сколько разных запахов! Воткак будто запах сырого картофеля, так пахнет, когда разрежешь большуюкартофелину, белую, холодную, пролежавшую всю ночь на открытом воздухе в лунномсвете. А вот запах пикулей, вот запах сельдерея, лежащего на кухонном столе,слабый запах жёлтой горчицы из приоткрытой баночки, запах махровых гвоздик изсоседнего сада. Монтэг опустил руку, и травяной стебелёк коснулся его ладони,как будто ребёнок тихонько взял его за руку. Монтэг поднёс пальцы к лицу: онипахли лакрицей.