Бедуины вежливо поздоровались с израильскими военными,пригласили в большую палатку выпить чаю. Бедуины славятся своимгостеприимством. От чая военный патруль отказался. Обыск не дал ничего. Обычноетряпье, убогая утварь, пара верблюдов, старенький расхлябанный джип.

Военные не стали спрашивать документы. Никаких документов,удостоверяющих личность, бедуины никогда не имели. Это особенный народ.Единственные сохранившиеся на нашей планете прямые потомки древних египтян,носители таинственного культа бога Ра, кочевники, погонщики верблюдов, мирные,тихие торговцы бусами и глиняной посудой, которым ничего не надо, кромепустыни. Века текут сквозь них, как песок сквозь пальцы.

В одной из палаток лежал на циновке больной, оборванныйстарик. Он крепко спал, даже не шелохнулся, услышав голоса. Лицо женщины,сидевшей с ним, было почти полностью закрыто платком. Знаками она показала, чтоне стоит заходить в палатку. Один из солдат зажег фонарик, чтобы рассмотретьлицо старика. В палатке было темновато. Луч выхватил из полумрака бледноедряблое лицо с запавшими, обведенными болезненной чернотой глазами. На носу ина щеках была заметна воспаленная, красная сыпь.

Ни офицеру, ни одному из солдат даже не пришло в головувзглянуть на цветной снимок профессора Бренера, который у каждого имелся внагрудном кармане. А если бы кто-то и взглянул, то не заметил бы ни малейшегосходства между умирающим бедуином и холеным гладким профессором.

Женщина бережно прикрыла лицо спящего краем платка, защищаяот яркого света, и махнула рукой, мол, уходите скорее.

– Она глухонемая, – объяснил молодой бедуин, которыйсвободно изъяснялся на иврите, – старик ее отец. Он тяжело болен. У негопустынная лихорадка. Мы стараемся не подходить близко. А Фатима сидит с нимнеотлучно, совсем не боится заразиться. Она очень хорошая дочь.

Судя по яркой сыпи, старик действительно страдал пустыннойлихорадкой, или, по-научному, кокцидио-домикозом, причем в самой тяжелой форме.Без специальной защитной маски в палатку нельзя заходить. Такова инструкция. Азащитных масок и перчаток с собой не было. Лучше не рисковать.

– Может, вам нужна медицинская помощь? Мы пришлем врача.

– Нет, офицер, спасибо. Вы же знаете наши обычаи, –улыбнулся молодой вежливый бедуин.

Офицер не сомневался, что от медицинской помощи ониоткажутся. Много веков бедуины лечатся своими древними методами. У них никогдане было врачей, из рода в род передаются тайны Пустынного знахарства.

Если кто-то из бедуинов попадает в обычный цивилизованныйгоспиталь и его пытаются лечить обычными методами, он почти всегда погибает.Младенцы, рожденные бедуинками не в пустыне, а в стерильных больничныхусловиях, начинают болеть и редко выживают. Так что предложение прислать врачадля больного старика было чистой формальностью.

Сквозь глубокий обморочный сон Натан Ефимович услышалслабое, далекое жужжание. Он судорожно, по-детски всхлипнул во сне. Военныйвертолет улетел и не вернется.

* * *

– Поздравляю тебя, Деннис. Они действительно были соседями.

– Я не ожидал, что вы так быстро получите сведения изМосквы. Спасибо, шеф. Насколько это точно?

– На сто процентов. В архиве голландского посольства есть нетолько московский адрес Бренера. Фамилия соседей по квартире Воротынцевы.Медицинская семья. Юрий, нейрохирург. Ирина, офтальмолог. Дочь Алиса, 1963 годарождения. Информация о соседях по общим квартирам считалась обязательной. Такчто нам с тобой повезло. Спасибо дотошности израильтян, аккуратности голландцеви расторопности нашего агента. Правда, он предупредил, что его интерес кБренеру зафиксирован МОССАДом.

– Понятно. Они сейчас вздрагивают при любом упоминании имениБренера. А профессор между тем еще на их территории. Если, конечно, это работаМайн-хоффа.

– Ну а чья же еще?

– И зачем ему профессор?

– Скорее всего нет уже никакого профессора. Они его простоубили.

– Тогда почему это было обставлено такими сложностями?

– Чтобы израильтяне понервничали. И потом, Майнхофф всегдалюбил яркие театральные эффекты, ему нравилось, чтобы над его очереднымспектаклем ломали головы разведки сразу нескольких стран. Думаю, труп Бренераникогда не найдут. Более того, довольно скоро начнет курсировать слух, будтопрофессор жив-здоров, продолжает работать, но уже не на Израиль, а на Ирак.Конечно, никто не поверит, но все испугаются.

* * *

– Карл, что происходит? Где ты был?

– Прости, Инга, надо было уладить кое-какие проблемы.

– Черт тебя дери, какие проблемы? Пора сматываться отсюда.Этот старый еврей ведет себя безобразно. Сегодня утром…

– Зачем ты его уколола? Мы должны привезти в Москвупрофессора, а не мешок с дерьмом.

– Не было другого выхода. Он чуть не сорвал всю операцию.Здесь сел патрульный вертолет.

– А что у него с лицом? Почему он в пятнах?

– Это грим. Я нарисовала ему сыпь, какая бывает присмертельной форме пустынной лихорадки, чтобы эти свиньи не вздумали подходитьблизко.

– Ты умница, Инга.

– Еще немного, и я прикончу его. Мне надоело сторожитьеврейскую свинью, Карл. Мне надоела эта грязь, эта пустыня. Я устала.

– Я знаю, Инга. Не волнуйся. Осталось потерпеть не большесуток.

– Какие сутки? О чем ты говоришь! Все ухе готово, нас ждут.Мустафа сказал, он не может столько времени держать дыру на границе, особенносейчас.

– С Мустафой я договорюсь. Не сходи с ума, лучше дай мнеумыться и поесть чего-нибудь.

– Хорошо, Карл. Раздевайся, эта рубашка уже грязная. Тыпоешь, поспишь пару часов, а ночью мы уходим.

Карл скинул легкую куртку, стянул пропотевшую ковбойку черезголову.

– Что это? – Инга взяла в руки куртку и вытащила извнутреннего кармана желтый конверт, на котором стоял фирменный знак «Кодак».

– Тебе это неинтересно, Инга. Но она уже смотрелафотографии.

– Кто тебя снимал? Что это за ребенок? Карл, что вообщепроисходит?

– Я сказал, тебе это неинтересно. – Он протянул руку, чтобызабрать снимки, но она отступила на шаг, повернулась к нему спиной.

– Кто эта женщина? Кто она? – В голосе Инги послышалисьистерические нотки. – Ты говоришь, я сошла с ума? Это ты свихнулся, Карл! Этоиз-за нее мы здесь торчим столько времени? Из-за нее? Я должна знать! Амальчишка? Карл, этот недоносок похож на тебя! Я все поняла… – Она кричала,лицо ее покраснело, на глазах выступили слезы, она ловко, быстро рвала снимки,один за другим, и клочья сыпались на песок.