Калинкину, например, как узнал Алексей из формуляра, недавноисполнилось девятнадцать. Выглядел он того юнее – еще пушок с нежных щек несошел. Когда представлялся начальнику, от смущения весь зарозовел. Однако изтого же формуляра следовало, что курс он закончил первым учеником и, хотя имелправо выбрать место службы, попросился не в центральный аппарат, а на фронт. Ипотом, Лавр не прислал бы на такую ответственную работу человека никчемного.Романов решил отнестись к Калинкину с полным доверием. В конце концов, и самАлеша полтора года назад, начав работу в контрразведке, был таким жеодуванчиком, да еще безо всяких курсов.

Для начала подпоручик показал коллеге свое хозяйство.

Оно было выстроено тонко – с таким расчетом, чтобы держатьпод контролем все уязвимые точки, но при этом не привлекать к себе внимания.Сев за спину к прапорщику, Романов показывал, куда ехать.

– Вы будете опекать Русиновку. Тут расквартирован штабдивизии. Это наиболее ответственный участок, сам я тоже большую часть временипровожу здесь. Смотрите, Калинкин, и запоминайте.

– Меня Васей зовут, – сказал прапорщик, поворачивая голову вмотоциклетных очках.

– А я Алексей.

Сразу, очень просто, перешли на «ты».

– У тебя в ведении три наблюдательных пункта, на каждомпостоянно дежурит по солдату. Все толковые, но контроль лишним не бывает.

Сгоняли на холм, откуда дозорный с биноклем просматривал всеподходы и подъезды к местечку. Должен был докладывать о любом подозрительномперемещении – для этого в его распоряжении имелся полевой телефон. Потомсъездили к мосту, там был устроен секрет. Третьим пунктом числилась колокольня.С нее дежурный вел наблюдение за всем, что происходило на территории штаба.

– Это только часть системы обнаружения нестандартнойактивности, – рассказывал Романов. Приятно было иметь дело не с тупицейЖилиным, а с грамотным офицером, знакомым со специальной терминологией. – Вкаждом батальоне и каждом тыловом подразделении есть «следящие». Если возникнетнеобходимость, через час из уезда прибудет «студебекер» с боевой группой. Крометелефонной связи в нашем распоряжении радиостанция – для передачи шифровок, ноона для конспирации расположена на территории соседней дивизии. Теперь просвязь с агентурной разведкой…

Они слезли с мотоцикла у церкви, что стояла посерединеместечка, на площади.

– Тут восемьдесят две ступеньки, – предупредил Романов. –Твой предшественник чаще одного раза в день не утруждался.

– Это мне нипочем.

Прапорщик легко поскакал вверх по винтовой лестнице. Алеша,улыбаясь, следовал за ним. Оба поднялись, почти не запыхавшись.

– Здорово, Горюнов, – приветствовал подпоручик дежурногоефрейтора. – Привел тебе нового командира.

Калинкин, молодец, поздоровался с нижним чином за руку. Этоего на курсах научили: у контрразведчиков званиями не задаются, чинами нечинятся, все друг другу товарищи.

В небе над местечком выписывал медленные круги вражескийаэроплан. По нему так же лениво постреливало зенитное орудие – чтоб не наглел.Среди больших облаков появлялись маленькие – от разорвавшейся шрапнели.

– Как по часам, – сказал ефрейтор. – Завсегда в часпополудни прилетает.

Он развернул тетрадку, готовый докладывать.

– Значится, так. Я заступил на смену с четырех ноль ноль. В4.32 ночи вон там, третий дом от околицы, под журавлем, из трубы искрилоздорово. Сажа горела, что ли. А может, сигналили фонариком через дымоход. Япотому отметил, что как раз об это время в небе тоже ероплан шумел. По звукусудить, австрийский.

– Проверишь хату – кто там и что, – сказал прапорщику Алеша.Тот и так уже записал себе.

Наблюдатель докладывал дальше.

– Без десяти шесть, это уже светло было, в квадрате 18, гдерощица, дым был. Столбом, высокий. Не мой участок, но я на всякий случай.

– Правильно. Мне уже докладывали с девятого. Я проверил –кашевары это из саперного батальона.

Слушая, Алексей времени даром не терял – осматривал вбинокль Русиновку, которая отсюда вся была как на ладони.

– А это у тебя что? – показал он пальцем.

– В прачечном отряде. Всего полчаса как. Не успел доложить.Последним номером в моем списке обозначено, на 12.25. Белье переложилизачем-то.

Романов задрал голову, поглядел на аэроплан. Тот, качнувкрыльями, перестал кружить над местечком. Поплыл восвояси.

– Ну-ка, Вася, за мной!

А что я? – сказал фельдфебель, начальник прачечной команды.– Мне Петренко приказал.

– Зачем?

Снизу всё выглядело обыкновенно. Просто на зеленой траве триряда рубах и подштанников: два продольно, один между ними поперечно, ничегоособенного. Калинкин поглядывал на старшего товарища с недоумением.

Фельдфебель скривил мясистый рот.

– А я знаю, зачем? Не могет он, ваше благородие, видеть,если человек, к примеру, цыгарку закурил. Беспременно ему надо, чтоб никто бездела не сидел. А я, может, с шести утра, как собака какая, не разогнумши…

– Что за Петренко? – спросил Алеша.

– Дык Петренко, – объяснил фельдфебель. – Афанасий Никитич.Прапорщик наш. Главный банно-прачечный начальник.

– Где он сейчас?

Служивый подумал.

– Об это время они кушают. На квартере у себя. Обедают. Встоловой не любят, от столовой у них изжога.

– Где он квартирует, ваш Петренко?

– А вот как пойдете по главной улице, так до конца, оттуда впереулок и прямо до речки. Ихняя хата самая последняя, кусты вдоль околицы.

По дороге пришлось объяснить, из-за чего сыр-бор.

– Леш, чего это мы? – совсем по-мальчишески спросил Вася. –С Петренкой этим, а?

Курсы курсами, но без практического опыта, конечно, трудно.Поэтому Романов рассказал попросту, без снисходительности.

– Во-первых, странно. Зачем рубахи с места на местоперекладывать. Во-вторых, прямо перед облетом аэроплана, который зачем-токружит над Русиновкой всегда в один и тот же час. В-третьих, белье, как быловыложено?

Калинкин подумал.

– Ну как… Буквой «эн».

– Это по-нашему. А по латинскому шрифту буква «аш». Что этозначит по австрийскому армейскому коду?

Прапорщик остановился, хлопнул себя по лбу – звонко.