Бог не оставил ее своими милостями. Она нигденикогда не бывала, но знала твердо — в Вискосе происходит то же самое, чтовезде и повсюду. Она потеряла горячо любимого мужа, но Бог даровал ей радость —муж и по смерти оставался рядом. Она видела расцвет городка, присутствовала притом, как начался его упадок, и уйдет кз жизни, не дождавшись его окончательнойгибели. Она знала людей со всеми их достоинствами и недостатками и — несмотряна все происходящее с ней сейчас, несмотря на то, что муж клялся ей, будто и вневидимом мире идет жестокое противоборство, — верила, что доброта человеческаяв конце концов одержит верх.

Ей было жалко священника, мэра, сеньоритуПрим, чужестранца, всех обитателей Вискоса, ибо Берта была убеждена непреложно— никогда Зло не приведет за собой Добро, как бы ни хотелось ее землякам веритьв это. Когда же они обнаружат, как обстоит дело в действительности, будет ужеслишком поздно.

Берта сокрушалась лишь об одном — никогда вжизни она не видела моря. Знала, что оно есть, что оно огромно, чтоодновременно — и неистово, и кротко, но так и не смогла отправиться к нему,набрать в рот пригоршню его солоноватой воды, ощутить босыми ступнямиприкосновение песка, погрузиться в холодную волну, словно возвращаясь в лоноВеликой Матери (она помнила, что кельты любили употреблять это понятие). А еслине считать моря, то ни с чем на этом свете ей не было грустно расставаться.Плохо, конечно, очень плохо, печально, что приходится ей покидать мир вот так,но она не желала считать себя жертвой — без сомнения, сам Бог определил Бертеэту роль, и была она несравненно лучше той, которую дал Он священнику.

— Я хочу сказать вам о Добре и Зле, — услышалаона его голос и в тот же миг ощутила, как словно бы отнялись у нее руки и ноги.

— Не нужно. Вы не знаете, что такое Добро. Выотравлены злом, которое причинили вам, а теперь распространяете его и на этуземлю. Вы ничем не отличаетесь от чужестранца, явившегося к нам в Вискос, чтобыуничтожить нас.

Она сама еле слышала свои последние слова.Взглянула на звезду в небе и закрыла глаза.

У себя в номере чужестранец вошел в ваннуюкомнату, тщательно вымыл каждый слиток золота и вновь положил их в старый игрязный заплечный мешок. Двое суток назад он сошел со сцены, но теперьприходилось вновь появиться в финале, под занавес.

Все было продумано и спланировано скрупулезнои во всех деталях — начиная с выбора городка, стоящего на отшибе ималонаселенного, до сообщницы, которая — в том случае, если что-то пойдетнаперекосяк, — отведет от него любые подозрения и не позволит властям обвинитьего в подстрекательстве к убийству. Диктофон и награда, первые осторожные шаги,первый этап, когда он завел дружбу с жителями Вискоса. Второй этап, когда онбросил в эту землю семена ужаса и смятения. Как Бог поступил с ним, так и онпоступит с другими.

Он позаботился обо всем и все предусмотрел —все, кроме одного: ему и в голову не могло прийти, что план его удастся.Чужестранец был убежден в том, что, когда придет час решения, прозвучиткороткое слово «нет», которое все переменит, найдется один-единственныйчеловек, который откажется пойти на преступление, — и его будет достаточно,чтобы показать —не все потеряно. Если один человек спасет городок, спасен будетвесь мир: станет очевидно, что надежда не угасла, что добро — сильнее, чтотеррористы сами не знали, причиной какого зла они были, прощение будетдаровано, на смену мучениям придет светлая грусть воспоминаний, и он научитсяжить с ней и заново искать счастье. За это «нет», которое ему бы так хотелосьуслышать, жители Вискоса получили бы десять золотых слитков — вне зависимостиот исхода пари, заключенного с Шанталь.

Но план его провалился. А теперь было ужепоздно — изменить замысел он не мог. В дверь постучали.

— Идемте скорей, — послышался голос хозяйкигостиницы. — Час настал.

— Иду-иду. Он надел пиджак, спустился в бар исказал хозяйке:

— Золото у меня. Но, во избежаниенедоразумений, хочу предупредить — вам, должно быть, известно, что кое-ктоосведомлен о том, где я нахожусь. Если вы решите избрать другую жертву, можетебыть уверены, что полиция нагрянет именно сюда. Вы ведь сами видели, как янесколько раз звонил по телефону, не так ли? Хозяйка гостиницы молча кивнула.

До кельтского монолита было полчаса ходьбы. Напротяжении нескольких веков люди считали, что это — всего лишь огромный,отполированный дождями и льдом камень причудливой формы, в незапамятные временаповаленный ударом молнии. Ахав устраивал там заседания городского совета, ибоскала напоминала стол, самой природой установленный на свежем воздухе.

Так продолжалось до тех пор, пока кто-то изчленов научной экспедиции, которую правительство направило в Вискос с цельюизучить наследие кельтов, не обратил внимание на этот камень. Тотчас прибылиархеологи, принялись измерять, проводить расчеты и раскопки, спорить. Наконецпришли к выводу о том, что некое кельтское племя почитало это место каксвященное. Впрочем, какие ритуалы и церемонии там проводились, оставалосьнеизвестным. Одни ученые считали, что прежде там было нечто вродеастрономической обсерватории; другие утверждали, что на камне устраивалисьрадения в честь богини плодородия и жрецы совершали ритуальные совокупления сдевственницами. Дискуссия длилась около недели, а потом ученые отправились вкакое-то более интересное для них место, так и не придя к окончательномувыводу.

Мэр Вискоса вскоре после своего избраниязаказал и опубликовал в местной газете репортаж о кельтском наследии, надеясь,что он привлечет в город туристов, однако тропы были труднопроходимы, а редкимсмельчакам в награду за мужество Вискос мог предложить всего-навсего огромныйлежачий камень, тогда как соседние городки и деревни — нечто гораздо болеепривлекательное: изваяния, надписи и прочее. Так что ничего из этой затеи невышло, и спустя небольшое время монолит вернулся к исполнению своих прежнихфункций — стал служить столом, за которым на еженедельных пикниках пировалижители Вискоса.

Во многих домах Вискоса в тот день звучалиспоры, посвященные одному и тому же: мужья собирались идти одни, а женыотстаивали свое право принять участие в «таинстве жертвоприношения», как снекоторых пор стало называться готовящееся преступление. Мужья говорили — мол,опасно, никто не знает, каких бед может натворить огнестрельное оружие. Жены жеутверждали, что движет их супругами лишь себялюбие, и следует уважать ихженские права, ибо мир давно уж не тот, каким представляют его себе мужчины. Вконце концов мужья сдавались, а жены торжествовали победу.