И вот теперь по направлению к монолиту ползлацепочка огоньков,количество которых в точности соответствовало числу обитателейВискоса, и, поскольку чужестранец нес факел, а Берта — ничего не несла, былоэтих огоньков ровно 281. Каждый мужчина в одной руке нес фонарь или лампу, а вдругой — охотничье ружье, переломленное пополам, чтобы не произвести случайноговыстрела.

Берта была единственной, кому не надо былосвоими ногами добираться к месту сбора, — она безмятежно спала вимпровизированном паланкине, который с большим трудом несли двое дровосеков.«Хорошо еще, что не придется тащить такую тяжесть назад, — размышлял один изних. — В нее всадят столько свинца, что вес ее утроится».

Он прикинул, что каждый заряд обычно содержитшесть маленьких свинцовых шариков. Если все выстрелы попадут в цель, то есть втело старухи, в нем окажется 522 дробины, и свинца, значит, будет больше, чемкрови.

Дровосек почувствовал в этот миг, какзабурлило у него в животе, и решил, что ни о чем больше думать не станет допонедельника.

По дороге никто ни с кем не разговаривал,никто никому не смотрел в глаза, словно все загодя договорились относиться кпроисходящему как к некоему кошмарному сну, который следует забыть — и чемраньше, тем лучше. Люди тяжело дышали — скорее от волнения, чем от усталости. Ивот наконец огромный светящийся полукруг с трех сторон замкнул прогалину,посреди которой лежал кельтский монолит.

По знаку, поданному мэром, дровосеки отвязаливеревки, удерживавшие Берту на носилках, и положили ее на каменный стол.

— Нет, так не пойдет, — возразил кузнец,припомнив, как в виденных им фильмах про войну солдаты, спасаясь отнеприятельского огня, приникают к земле. — В лежачего трудно попасть.

Тогда дровосеки посадили Берту, прислонив ееспиной к камню. Получилась вроде бы идеальная мишень, но тут прозвучал плачущийженский голос:

— Она уставилась прямо на нас! Она видит, чтомы делаем.

Разумеется, Берта ничего не видела, но былоневыносимо смотреть на эту добродушного вида, благостно улыбающуюся старушку,которая совсем скоро будет умерщвлена сотнями маленьких свинцовых шариков.

— Поверните ее спиной, — приказал мэр, такжене оставшийся безразличным к подобному зрелищу.

Дровосеки, ворча, снова подошли к монолиту ипоставили Берту на колени, так что лицом и грудью она прижималась к камню.Однако поскольку в таком поло жении удержать ее было невозможно, пришлосьпривязать ей к запястьям; веревку, перекинуть через верхушку монолита изакрепить на противоположной стороне.

Картина получилась жутковатая — отвернувшаясяот людей коленопреклоненная женщина, руки которой были воздеты к небесам,словно она кому-то молилась или о чем-то молила. Кто-то запротестовал и на этотраз, но мэр сказал, что пора кончать.

И чем скорей, тем лучше. Без речей иоправданий — то и другое можно оставить на завтра, когда в баре и на улицахначнутся разговоры пастухов и пахарей. Можно не сомневаться, что по одной изтрех городских улиц еще долго не будут ходить люди — слишком уж все привыкли ктому, что там, у своего дома сидит Берта, глядит на горы и беседует сама ссобой. Хорошо, что из Вискоса можно выйти еще двумя путями, не считая узенькогопроулка, который по самодельной лестнице выводит прямо вниз, на автостраду.

— Давайте кончать с этим, — сказал мэр,довольный тем, что священник не произносил ни слова и, стало быть, не покушалсяна его авторитет. — А то еще кто-нибудь в долине увидит эту нашу иллюминацию изахочет узнать, что происходит. Целься, пли — и по домам!

Не рассусоливая. Выполняя свой долг, подобнохорошим солдатам, которые защищают отчий край. Без душевных терзаний. Естьприказ, надо его выполнить.

Но тут мэр внезапно не только понял, почемусвященник хранит молчание, но и догадался, что попал в ловушку. С этого моментавсе — если эта история вскроется — смогут повторять то, что после всех войннеизменно говорят убийцы: «Мы выполняли приказ». Что же сейчас творится в душахэтих людей и кто тогда он — негодяй или спаситель?

Нельзя давать слабину — особенно в тот миг,когда раздастся слитный лязг собранных ружей. Он представил себе, какоглушительно грянет залп из 174 стволов, но успокоил себя: если даже кто иуслышит, они уже будут далеко отсюда, а прежде чем начать подъем, он приказал,чтобы люди, когда пойдут назад, погасили фонари и лампы. Дорогу все найдут и сзакрытыми глазами — свет будет нужен, лишь чтобы избежать несчастных случаев всамый момент стрельбы.

Женщины инстинктивно отпрянули назад, когдамужчины взяли на прицел неподвижную фигуру, видневшуюся в пятидесяти метрахвпереди. Промахнуться было невозможно — сызмальства все они были обучены меткойстрельбе, умели валить бегущего зверя, сбивать птицу влет. Мэр уже приготовилсяскомандовать «Пли!», но тут раздался женский голос:

— Стойте! Это была сеньорита Прим.

— А золото? Золото вы видели?

Стрелки опустили ружья, но не разломили их. Всамом деле — золота никто не видел. Все повернулись к чужестранцу.

Тот медленно вышел на середину, стал передшеренгой, опустил наземь мешок и начал один за другим вынимать из него золотыеслитки.

— Вот оно, — произнес он, возвращаясь на своеместо с краю полумесяца. А Шанталь подошла туда, где лежали слитки, и поднялаодин из них с земли.

— Это золото, — сказала она. — Но я хочу,чтобы вы в этом убедились. Пусть подойдут сюда девять женщин, и пусть каждаявозьмет в руки по одному слитку.

Мэр забеспокоился — женщины окажутся на линииогня, а у кого-то из мужчин может дрогнуть рука, и раздастся выстрел. Однакодевять женщин — и его жена в том числе — приблизились к сеньорите Прим ивыполнили ее просьбу.

— Да, это золото, — сказала жена мэра,тщательно изучив то, что было у нее в руках, и сравнив это со своими немногимиукрашениями. — Вот я вижу тут государственное клеймо и цифры, обозначающиесерийный номер, дату изготовления и вес. Нас не обманывают.

— Тогда держите слитки и выслушайте то, что яхочу вам сказать.

— Сейчас не время произносить речи, сеньоритаПрим, — вмешался мэр и добавил, обращаясь к женщинам: — Уйдите отсюда, дайтенам докончить начатое.

— Заткнись, идиот!

Крик Шанталь напугал всех. Никому и в головуне могло прийти, чтобы кто-нибудь в Вискосе осмелился произнести подобное.

— Вы что, с ума сошли?