…Питер встретил меня унылым бесконечным дождем, осуществовании которого я даже не подозревала. Добравшись до города, я купиласебе на окраине дешевенькую куртку: у меня почти не было вещей, а в летнемджемпере я выглядела нелепо. Спрятавшись под курткой, я наконец перевела дух иосмотрелась.

Питер ничуть не был похож на Москву. Москва была образомжизни, в Питере же господствовали состояния, сильно зависевшие от воды надголовой, под ногами и – для разнообразия – в реках и каналах.

За три месяца я отвыкла от множества людей, домов, машин. Отменя еще пахло картофельным полем, прелью лесов и землей – и потому я легкозатерялась в толпе дачников и грибников в резиновых сапогах: такое количестволюдей со старыми рюкзаками и в непромокаемых китайских куртках даже не снилосьреспектабельной Москве.

Я была в Питере только один раз, поздней зимой, когдаоттепель сменялась мгновенными морозами и город насквозь продувался ветрами.Тогда он сильно мне не понравился, за что я была бита любителем большой водыпустынным азиатом Нимотси, обожавшим Питер до самозабвения.

Бедный мой Нимотси. Воспоминание о нем стало той ниточкой,которая вытянула прошлое и заставила подумать о будущем, отрешившись отсозерцания серых домов и серых людей.

На Московском вокзале я легко подцепила старушку и спустяполчаса стала обладательницей ключа от маленькой квартирки на Васильевскомострове, о котором знала только то, что там собирался умереть Иосиф Бродский.

Предложенные с лету двести пятьдесят долларов за месяцпроизвели на старуху неизгладимое впечатление, которое даже не понадобилосьподкреплять документами. После завершения сделки я отправилась на Приморскую, всвою временную обитель.

В этой квартирке меня не интересовало ничего, кроме наличияванной. По дороге, ошалев от цивилизации, я накупила кремов и шампуней, чтобысмыть с себя монастырскую ложь во спасение и подготовить тело к будущей жизни.Я выбирала самые дорогие кремы и самые дорогие шампуни, я вдруг чертовскизахотела хорошо выглядеть и хорошо пахнуть.

Это новое, неизвестное доселе, женское ощущение кружило мнеголову. Едва добравшись до квартиры, я успела ответить на телефонный звонок –звонила моя старуха: хорошо ли устроились?

Да, да, спасибо, все хорошо.

После этого я отключила телефон и влезла в ванную. Я проваляласьв горячей воде до вечера под рев радиоприемника: жизнь, от которой я так долгобыла отлучена, агрессивно напомнила о себе.

Тело было легким, чисто вымытое и смазанное кремом до самыхпотаенных уголков, оно неожиданно показалось мне совершенным в теплой темнотечужого старого трюмо. Высокая грудь, подобранный живот, сухие щиколотки…

Господи, неужели это я?

Спасибо тебе. Господи!

Я поймала себя на мысли, что читаю молитву – привычка,приобретенная в монастыре, показалась мне милой. Я вообще пребывала в каком-топриподнятом расположении духа. Задуманная авантюра с Аленой казалась мнесимпатичным приключением, я жаждала помериться силами и с ней, и со всем миром– почему бы и нет?..

Но сначала нужно было подготовиться, набраться сил ивыстроить стратегию.

Жуя котлеты, купленные в кулинарии на первом этаже, янабрала Аленин номер. Только бы он не изменился – ведь со времени наших ночныхбдений во вгиковском общежитии прошло уже семь лет. Я понятия не имела, чемзанимается Алена, она тоже не давала знать о себе, я всегда была для нее пустымместом; но по отдаленным отзвукам, когда-то услышанным, когда-то подслушанным,я знала, что из Питера она никуда не уезжала и на деньги родителей, слеполюбивших ее, прикупала машины, водные кровати с подогревом и туры в ЗападнуюЕвропу.

Алене всегда нравилась Европа с ее свободными нравами. Ещеей нравилось в гордом одиночестве заседать в кабаках, иногда лениво подснимаядевочек – или молоденьких мальчиков, в зависимости от настроения. Мальчикинужны были ей, чтобы поддерживать себя в форме и не терять того обаянияженственности, которое в ней всегда присутствовало.

Она была абсолютной женщиной с абсолютно мужским складомхарактера – циничным и прозорливым. Абсолютно мужским в ней было и желание идтинапролом и всегда добиваться своего. Она умела флиртовать и создавать вокругсебя ауру пробиваемой искрами желания чувственности, но сразу же теряла интереск объекту, когда получала свое.

Чтобы добиться успеха, ее нужно было заинтриговать,во-первых, и держать на коротком поводке – во-вторых.

Я это знала, на протяжении нескольких лет я видела Алену вразных состояниях: безумной влюбленности, когда она была готова вывернуться длячеловека наизнанку, и ледяного отчуждения, когда человек переставал ееинтересовать. И эту тонкую грань между влюбленностью и отчуждением нужно былособлюсти, если ты решилась вступить в игру.

Она была одиноким волком, и это роднило ее с мужчинами.

Она была импульсивна, и это роднило ее с женщинами.

Я знала о ней все или почти все. И я знала главное – человекникогда не изменяет себе, мой случай не в счет – я-то готова была изменить себес кем угодно.

Я знала, что ее любимые духи называются “OUTRAGE” –“Изнасилование” (она предпочитала – “Надругательство”); я знала цвет волос,который ее завораживает, я знала макияж, который ее не раздражает, я даже зналатип ее женщин – и я подходила под него. Я знала, что может ей нравиться в еде ивыпивке, в режиссуре и книгах; ее покоряли умные женщины и цитаты из старогосоветского кино; ее сводил с ума черный цвет и женские брючные тройки, короткиестрижки и серебро.

Нужно только подготовиться, и почти наверняка она клюнет –ей нравились терпкие новые ощущения. И готовность жертвы к обольщению тоже. Ноеще больше ей нравилось сопротивление.

Мягкое сопротивление, ироничное сопротивление – этой линии яи буду придерживаться.

Итак, я набрала Аленин номер.

Долгие гудки, сухой щелчок автоответчика, и Аленин голос,который я вспомнила почти сразу же: “Как ни странно, меня нет дома…"

Действительно, как ни странно.

Ее не было дома ни в двенадцать, ни в два, ночная птичка, –она отозвалась только утром, недовольным голосом.

Я положила трубку.

И отправилась в центр, на Невский. Для встречи с нейнеобходимо было экипироваться.

Невский приятно удивил меня почти европейским лоском – этобыла еще не Москва, но уже и не Ленинград. Я беспечно зашла в самый дорогоймагазин и, под одобрительные взгляды скучающих продавцов, купила себероскошно-нейтральную брючную тройку, мягко облегающую тело (а-ля Марлен Дитрих,это должно было произвести на Алену неизгладимое впечатление), прозрачнуюблузку, туфли и – заодно – сапоги: с погодой может быть все, что угодно, нотепла уже точно не будет.