Она засмеялась и заглянула мне в лицо.

– Если бы это не было так серьезно, я пригласила бытебя на мужской стриптиз. Но, поскольку этот неудавшийся вечер рвет тебе душу,я приглашаю тебя в “Бронкс”.

– Прямо сейчас? У нас безвизовое сообщение с Америкой?И потом – это не самый лучший район…

– Это киношный клуб. Для подвыпившей, но не опасной длянежных частей тела богемы.

– Вот как? Хитрый кабак Мюллера? – Я видела, какблеснули ее глаза; Алене по-прежнему нравились черно-белые советские фильмы.

– Именно. Неплохая кухня, неплохой звук. Правда,мулатов в обслуге больше, чем нужно… Но они сливаются с цветовой гаммой стен ипочти не видны. Едем, я угощаю.

Я поставила подбородок на ладонь и коснулась кончиков губмизинцем:

– Я всегда плачу за себя сама.

…Ни разу в жизни я не сидела в джипе и больше всего бояласьлажануться с дверным замком. Впрочем, все разрешилось само собой: Алена открыламне дверь (какая галантность, ты уже начала ухаживать, поздравляю!), и яустроилась на сиденье.

– Набрось ремень! – сказала мне Алена. Черт возьми, ядаже не знала, с какой стороны его вытаскивать, только этого не хватало.

– Ненавижу ремни, извини, – развязно сказала я, трирюмки коньяка меня оправдывали.

– А если… – Алена подняла брови и одобрительнопосмотрела на меня.

– Если остановят, я заплачу.

Алена сразу взяла с места, ей нравилось меня покорять. Язабросила ноги на мягкие кожаные сиденья, подложила локоть под голову ипристально посмотрела на Алену.

Всю дорогу мы о чем-то непринужденно болтали, я оправдывалаее ожидания во всем; это был треп на грани фола – в нем было много намеков намужчин, и на секс с мужчинами, и на секс вообще, и это было естественнымпродолжением вечера. Легкая стервинка в стиле ее обожаемой Марлен Дитрих иупоминание Сюзен Зонтаг в качестве проводника альтернативной политическойэротики вконец убили Алену – я чувствовала, что она едва сдерживается, чтобы небросить руль и повернуться ко мне.

Я отпускала двусмысленные фразы, но не давала Алене временина то, чтобы ответить на них; от этого завуалированного интеллектуальногофлирта у меня взмокла спина, но игра стоила свеч.

Когда мы добрались до этого широко разрекламированногоАленой кабака, она уже увязла во мне, как муха в патоке. Ее сбивала с толку моянынешняя природа: я была чересчур умна, чтобы быть чувственной, и чересчурчувственна, чтобы быть умной. У меня было сопоставимое с Алениным образование исовершенно отличный от Алениного взгляд на мир. Я не брала инициативы на себя,потому что “Надругательству” предпочитала “Изнасилование”; я курила тот жетабак… Мне даже удалось ввернуть пару фраз из любимого Аленой Макса Фриша исделать необходимую паузу, чтобы именно она закончила цитату.Материализовавшись из воздуха, я воплотила в себе все ее тайные и явныеустремления и набросала ей столько загадок, что проще было довериться мне, чемначать их разгадывать.

Черт возьми, Ева! Ну, как вы меня находите?

"С ума сойти! – высказался за всех Иван. – Извини запролетарскую прямоту. Скрежещем резцами от восхищения!"

…“Бронкс” оказался закрытым клубом, куда Алена провела меняпо своей клубной карточке. Здесь ее хорошо знали, судя по количеству поцелуев,которые Алена раздавала направо и налево.

Три низких зала со стенами, изгаженными граффити, непроизвели на меня никакого впечатления. А стилизованный хлам, оправдывающийназвание – “Бронкс”, просто насмешил, о чем я и сказала Алене, когда онаспросила меня – ну, как?

– Концептуальное убожество.

Из всех напитков я выбрала текилу; во-первых, потому, что ееприем тоже был связан с ритуалом, который я так любила; и, во-вторых, я легкосправлялась с опьянением от текилы, а сейчас мне нужно иметь трезвую голову.

Алена, посмеиваясь, сдала мне всех посетителей – киношныхальтернативщиков, дутых клипмейкеров, мрачных джазмснов, позабывших, каквыглядит саксофон, и прочую артистическую сволочь.

Никого из них я не знала, знакомым показался только один –маленький Башлыков, гений эпизода; еще во ВГИКе я смотрела ему вслед,выворачивая голову. Башлыков гоголем подскочил к Алене, по-домашнемурасцеловался с ней и воззрился на меня.

С неподдельным интересом.

Выждав паузу, он галантно произнес неожиданно высокимголосом, который был мне знаком по нескольким нашумевшим фильмам:

– Позвольте лапку! Я засмеялась и протянула ему руку.Он поцеловал ее и от удовольствия шаркнул подметкой:

– Надеюсь, вас не ангажировала еще эта людоедка? Яразвела руками, что означало ни “да”, ни “нет”.

– Не надейся, – внесла ясность Алена, – Ты быпредставила меня девушке, старая корова! – ласково обратился Башлыков к Алене,игнорируя ее предыдущий ответ.

– Ева, – нехотя сказала Алена, и я увидела искоркизакоренелого собственника в ее глазах, – только не надо сильно хлопотать лицомпо этому поводу.

– Я подозревал! Я подозревал, что именно Ева! Вот оно –лицо, еще не испорченное тысячелетней историей цивилизации, – почему-товозрадовался Башлыков. – Я Башлыков. Михаил Аветикович. Актер больших и малыхакадемических театров… Или как там у классика?

– У классиков именно так, – сказала я.

– Между прочим, моя бабушка была чеченкой и пережилавсе ужасы депортации сорок четвертого года. А теперь историческаясправедливость требует материальной компенсации… Алена, душка, дай денег накино.

– Сколько? – спросила Алена, глядя только на меня.

– Сущие копейки… Каких-нибудь вшивых сорок тысячбаксов, чтобы закончить манифест эпохи. Для тебя же это карманные деньги, они утебя в горшке с цветами зарыты, я знаю!

– Я по четвергам не подаю.

– А по пятницам? Ну, будь меценаткой! История искусствтебя не забудет!.. Ева, – Башлыков обратился ко мне, – приглашаю вас на главнуюроль. Без проб.

Я расплывчато улыбнулась и покинула их; в “Бронксе”неожиданно обнаружилось то, что могло поднять меня на недосягаемую высоту, –бильярд!

Затесавшись в нестройную толпу игроков, я через пять минутполучила возможность взять в руки кий. И с удовлетворением отметила, что уроки,полученные у старой троцкистки Софьи Николаевны, не прошли даром. Пододобрительный гул я разделалась со всеми щенками от бильярда в течениекороткого времени и закончила партию в гордом одиночестве.

Когда последний шар лег в лузу, послышались нестройныехлопки, восхищенные восклицания и недвусмысленные цокания языком – я имелабольшой успех, черт возьми, я готова была остаться здесь надолго!

– Может быть, со мной? – раздался низкий бархатныйголос. Я обернулась и увидела молодого человека с расхожей внешностьюпокорителя женских сердец, этакого поджарого кобелька с хорошо посаженнойголовой и сросшимися бровями.