«Наверное, уже третью яблоню видно», – подумала оначерез несколько минут и открыла глаза. За окном стало гораздо светлее, нотретья яблоня с раздвоенным стволом еще скрывалась в сумраке. Тоня сталапристально смотреть на нее, пытаясь поймать тот момент, когда она увидит вседерево, целиком.

Ствол. Пелена веток вокруг. Четче. Еще четче, но все ещеразмыто. У Тони устали глаза, и она на секунду отвела их от окна, а когда посмотрелаопять…

Что такое? Она никак не могла понять, что там такое темноесвисает с третьей яблони. Ветка? Нет, не ветка. Какое-то пальто… Наверное,Виктор вчера бросил его на дерево. Но зачем?! Тоня поднялась и прижалась кокну, пытаясь разглядеть, что это за странная вещь.

В утреннем безветрии вещь висела неподвижно и свисала почтидо земли. Сумрак понемногу отступал, открывая деревья, и Тоня уже отчетливовидела, что старое пальто держится на чем-то тонком, почти невидимом, вродесломанной ветки или веревки… веревки….

Тоня застыла перед окном, пальцы у нее похолодели. Не верясвоим глазам, она смотрела, как ночь отползает все дальше и дальше, прячется,сворачивается в темный клубок, тающий под деревьями, оставляя свой подарок, иэтот подарок свисал сейчас с третьей яблони, почти касаясь земли. Уже был виденсилуэт, уже можно было разглядеть лицо…

Не в силах шевельнуться, Тоня смотрела на неподвижно висящеетело. Наконец она смогла оторвать от него взгляд, как была, босиком, вышла вкухню. С минуту стояла там, собираясь с силами, чтобы толкнуть наружную дверь…

Земля обожгла ступню, затем другую. Медленно, словно во сне,Тоня подошла к яблоне.

Налетевший порыв ветра повернул тело. Ветка старого дереватоскливо заскрипела. Высунув иссиня-черный распухший язык и выкатив неживыерыбьи глаза, перед Тоней покачивалась Глафира. Черная короткая кофта задралась,обнажив неестественно белую, жирную складку живота. С гулким стуком соскользнули ударился о мерзлую землю тяжелый ботинок.

Тоня вздрогнула, перевела взгляд на бледную босую ногу,качавшуюся над землей, и отчаянно закричала.

К полудню люди не только не разошлись – наоборот, их сталобольше. «Черт бы их всех не видал! – ожесточенно думал Виктор, глядя вокно. – Откуда их, козлов, столько набралось? Из погребов, что ли,повылазили?»

Доля истины в его догадке, пожалуй, была. В Калинове оченьдолго не происходило ничего особенного, и пропустить такое развлечение, кактруп во дворе почтальонова дома, люди не могли. Старые, дряхлые бабки, старики,взрослые, ребятишки, привезенные на выходные в деревню, – все ходиликругами вокруг забора, заглядывали внутрь и переговаривались между собой. Времяот времени подходил кто-нибудь еще, и вскоре возле участка можно было увидетьдобрую половину деревни.

– Да что вы, труп не видели, что ли?! – невыдержав, вслух произнес Виктор.

Жена на диване даже не повернулась. «Перепугалась,бедная, – подумал он, – до сих пор отойти не может».

С того момента, как Тоня разбудила мужа и сказала ему, чтона яблоне в их саду висит тело Глафиры Рыбкиной, она произнесла всего несколькослов – разговаривая с участковым со странной фамилией Капица, который,оказывается, работал в деревне еще с того времени, когда Виктор приезжал сюдаребенком. Сам он, хоть убей, лысоватого мужичка не помнил, но Капица взглянулна него пристально и, казалось, с узнаванием. «Быть того не может, –подумал Виктор, – сколько лет прошло! И я теперь первый подозреваемый – незря же ее в нашем саду угораздило повеситься…» Слова, которые после этого он мысленнопроизнес в адрес покойной Глафиры, были не совсем теми, которые принятоговорить об усопших.

В комнату зашел участковый и наклонился к Тоне:

– Вот что, голубушка, ты толком все рассказать сможешь?Или у тебя… как это… стресс?

– Смогу, – без выражения сказала Тоня.

Капица внимательно посмотрел на нее.

– Ну, раз сможешь, так пошли на кухню – не на коленкахже мне писать. А ты, Виктор Батькович, посиди-ка тут пока, – остановил онпривставшего было Виктора.

– Это с какой стати? – опешил тот. – Вы смоей женой собираетесь разговаривать, а я тут должен сидеть?

– Я, милый ты мой, не с женой твоей собираюсьразговаривать, а со свидетелем, обнаружившим тело. Вот как закончу опрос, такполучишь супругу свою в целости и сохранности. На честь ее я покушаться небуду, да и носок с песком я нынче дома оставил, так что беспокоиться тебе не обчем.

Степан Иванович взял молчавшую Тоню под локоток и вывел иззала. Выматерившись вполголоса, Виктор остался стоять у окна: идти за женойбыло бы глупо. Участковый либо притворялся идиотом, либо был таковым, и Викторсклонялся ко второй версии. Да и откуда в Калинове взяться умному менту? Ладно,может, хоть он Тоньку разговорит…

Капица раскладывал на столе документы, искал ручку вкармане, в общем, всячески тянул время, поглядывая на Чернявскую. Лицо бледное,губы сжатые, волосы распущенные, а ведь за все те недели, что она в деревнеживет, он ее ни разу простоволосой не видел – всегда с косой до попы. «Аволосы-то какие, как у русалки! – мимоходом восхитился он. – Но что-тознает, что-то знает… Уж сколько времени прошло, а сидит как неживая – неужелитрупа так испугалась? Что-то не верится».

– Ну-с, дорогая Антонина Сергеевна, рассказывайте все ссамого начала.

Тоня помолчала, потом равнодушно произнесла:

– Я утром подошла к окну и увидела тело. Вышла,посмотрела, вернулась домой, разбудила мужа. Он пошел к вам. Вот и все.

Это Капица уже слышал.

– Не, голуба моя… – протянул он. – Так непойдет… Давай-ка со мной не лукавь, а говори, как дело было.

Тоня бросила взгляд в окно, за которым ходили двое мужиков,тщательно осматривая землю. «Следы ищут, – подумала Тоня. – Ищите,ищите…»

Она перевела взгляд на участкового и увидела, что он чего-тождет.

– Что вам еще? – удивилась она. – Я же всесказала.

– Ты вот что, – откинулся на спинку стулаКапица, – ты давай-ка дурочку из себя не строй, рассказывай все нормально.И радуйся, что пока я с тобой беседую, а не вон те бодрые ребятишки, –кивнул он головой в сторону окна.

Тоня почувствовала, как ее захлестывает гнев. Господи, малоей того, что случилось, в чем она одна виновата, так еще теперь какие-то людибудут ее мучить?!

Внимательно наблюдавший за ней участковый заметил, что лицоее изменилось. Она слегка покраснела, подбородок выдвинулся вперед, и Тоняпосмотрела прямо на него.

– Во-первых, – отчеканила она, – не смейтеназывать меня дурочкой. Во-вторых, я вам все рассказала и повторять по пять разне собираюсь. Хотите – зовите кого угодно, мне все равно. И больше я с вамиразговаривать не буду, ясно?