– Пойду я, Степан Иванович, зайду к Чернявским. Можно?

– Да почему нельзя, можно, конечно. Слушай, Шур, а чтотам за отроки около забора?

Тетя Шура вгляделась в две фигуры, стоявшие возле калитки.

– Вроде бы орловские, – неуверенно сказала она.

– Рысаки, что ли? – хмыкнул Капица.

– Сам ты рысак. Ну точно, орловские, как их… Данила и…Сонька, что ли? Нет, Лизка! Точно, Данила и Лизка. Ну, бывшего Григорьева домахозяева. Не сами, понятно, а дети их.

– Это у которых бабку сюда ее сын поселил? –вспомнил участковый.

– Вот-вот. А сам детей на все лето присылает. И навыходные тоже. А тебе какой интерес?

Капица наморщил лоб, вспоминая. Что-то там такое емурассказывали про старшую Орлову… Значит, она и зимой в Калинове будет жить… Чтож ему говорили-то про нее, а? Внук старший у нее красивый парень, в девчонкатак себе, хилая. И косички на голове дурные, штук сто, а то и больше.

Разглядывая младших Орловых, Капица решил уточнить, что жебыло не так с их бабушкой.

– Ладно, побреду, – махнула рукой Шура. –Может, Тоне что нужно…

Участковый тоже вст??л, выкинул сигарету и направился кбелому каменному дому, стоявшему следом за заброшенным. Стоило опросить всехсоседей, а эти были ближними с левой стороны.

Но дома никого не оказалось. В ответ на его стук раздалсязвонкий собачий лай, и Капица тут же вспомнил хозяйку, которую видел как-тосадившейся в машину с тремя зверюшками, которых язык не поворачивался исобаками-то назвать. «Ладно, вечерком подойду», – решил он и направился кдому на другой стороне улицы.

Через двадцать минут он вышел оттуда со странным ощущением.Орлова-старшая спокойно отвечала на его вопросы, но у Степана Ивановичаосталось ощущение, что женщина многого недоговаривает. А своим ощущениям Капицапривык доверять. Да и вообще странная какая-то оказалась эта Ольга Сергеевна.Говорит правильно, даже слишком, держится отчужденно, вопросов не задает…Другая бы на ее месте все жилы из него вытянула – конечно, шутка ли, труп пососедству! А она – ни словечка. Может, конечно, внуков отправила на разведку,кто ее знает.

Да и про сына отвечает неохотно. Хотя вроде бы ей есть чемгордиться: дом для нее купил, сделал все как полагается. Странно все, оченьстранно…

Двадцать лет назад

Витька был доволен собой. Вчера на костре все получилось,как он хотел. Все-таки дар убеждения – великая вещь, правильно отец говорит!Теперь его смущало только одно: Женька, которая неожиданно воспротивилась егоплану, вдруг предложила обратиться к Андрюхе, чтобы рассудить их. Когда она таксказала, Витька даже опешил.

– А давай у Андрюхи спросим, как он считает! – всееще звучал в его ушах вызывающий Женькин голос. – Андрюха спокойный,всегда по делу выступает. Вот послезавтра на Ветлинку пойдем, там и обсудимвместе. Да и Юльки нет.

Ну, насчет Юльки Витька не волновался, а вот предложениепосоветоваться с Андрюхой прозвучало для него как гром среди ясного неба. Да,понял Витька, никуда не денешься – раз Женька вспомнила про этого выскочку, тотеперь не получится просто отшутиться или предложить Андрюху ни во что непосвящать. Да ведь она не просто хочет ему все рассказать, а посоветоваться!Вот что взбесило Витьку больше всего. Посоветоваться! Черт, да кто он такой,чтобы с ним советоваться?!

Кровь бросилась Витьке в лицо после Женькиных слов, но онсдержался. Оглядев ребят, сидевших вокруг костра, рассудительно заметил:

– Андрюхе, естественно, все послезавтра расскажем,обсудим с ним, как лучше все провернуть. Я так думаю, он подскажет что-нибудьдельное – Андрюха у нас парень головастый.

Но, откровенно говоря, теперь Витька был в тупике. Онпредставления не имел, что говорить, если Андрюха будет против его идеи, а втом, что тот будет против, Витька почти не сомневался. Слишком маменькинсыночек! Слишком благоразумен! Из него хороший Молчалин получился бы… Себясамого Витька, разумеется, представлял Чацким.

Сидя сейчас за поленницей бабки Степаниды, он уже битый часобдумывал завтрашний разговор и до сих пор ничего не придумал. Это егораздражало. Ему нужно было осуществить свою идею, потому что она раз и навсегдапоказала бы, кто здесь главный.

– Степанида, ты моих прохвостов не видела? –раздался внезапно от крыльца голос тети Шуры, и Витька отвлекся от своихмыслей.

– Нет, Шур, откуда? – удивилась совсем близкоСтепанида.

«Елки, как она близко подошла, а я и не услышал! Черт, незасекли бы».

– Да не знаю, – опять сказала тетя Шура, –подумала, может, снова у тебя безобразничают. Куда они в такой дождь делись,понять не могу. Промокнут ведь, засранцы, в одних майках ушли! Надо бы к Машезаглянуть – может, с Андреем ее сидят?

– Загляни, загляни, – согласилась Степанида. –Маша всю их компанию вечно привечает, то пирогами кормит, то конфетами балует.На сынка своего, я смотрю, не надышится.

Наступило молчание. Витька прислушался, но шагов не услышал– значит, тетя Шура не ушла. Да и попрощалась бы она перед уходом. И что они,спрашивается, молчат?

– Да, не надышится, – услышал он наконец. – Ая ведь тебя, Степанид, попрекну.

– И правильно, Шур. Попрекни. Не права я была. И самиони на паренька не нарадуются, и мальчишка у них вырос хороший. Так ведь кто быподумал, Шур! От такой-то мамаши…

– Да что ж мамаша? Видать, все дело в воспитании. Аможет, у него папаша правильный был, мы же не знаем.

– И не узнаем никогда, – подытожилаСтепанида. – Сколько народу-то, прости господи, через нее прошло!Поговаривают, что и Митька Трофимов наш не брезговал к ней заглядывать.

– А, да все они, кобели, хороши! Ладно, хоть не увидиммы ее больше.

– А куда она делась-то, так и не узнали?

– Да кто ж скажет, Степанид? Никто и не знает. Я такполагаю, что она сама никому и не сказалась. Ты подумай – после того, как онаребенка в роддоме оставила, ей ведь в райцентре житья не стало. Мне Еленарассказывала, которая учительница, что ей на доме неприличные слова написали,да не просто там мелом или краской, а дерьмом собачьим!

– Да ты что?

– Точно тебе говорю. Ей ни в магазин зайти нельзя было,ни на почту – всюду люди плевались.

– И правильно! – неожиданно сурово произнеслаСтепанида. – Так ей и надо! Подумать только – от родной кровиночкиотказаться! Ну, наблудила, ребеночек-то чем виноват? Не могу я понять, Шур…Проклятая она, ей-богу, проклятая!

– Ну, для мальчишки-то ее все лучшим образомповернулось. Так что зря ты Машу и мужа ее отговаривала. А они молодцы – ипо-своему все сделали, и живут – не печалятся. Дай им бог всего за доброту их!Ну, пойду я, загляну к ним.