размера, поэтому нашел чела, который вынул мотор из багажника, чтобы я смог отрегулировать сиденье и освободить себе немного места для ног. Это означало, что мотор ему пришлось переставлять под капот. Это был сущий кошмар, он обошелся мне в 350 тысяч долларов, но я должен был иметь Ferrari.

Когда ты – человек таких размеров, как я, люди постоянно говорят тебе: «Ну, это тебе нельзя. Ты не влезешь. Ты слишком большой». И хотя я был большим, я хотел все те же вещи, которые были у маленьких ребят по всему миру. Я хотел быть, как все остальные. Честно. Почему это так трудно?

Когда тот чел закончил работу над моей Ferrari, то оказалось, что единственным бензобаком, который в нее помещался – и я сейчас не шучу – был бензобак газонокосилки. Я мог заправиться максимум на девять долларов. Парни из команды никогда не давали мне забыть об этом.

Следующей машиной, которую я разобрал на части, был Benz 600-й винного цвета. Я установил в него подушки безопасности, как и гидравлику, а еще поставил сзади аквариум с динамиками. Там были звучные динамики, над которыми сверху был водружен аквариум. Обычно тренировки у меня начинались в 10 утра, и моему телохранителю Джерому приходилось запускать в аквариум золотых рыбок каждое утро. Я ехал на тренировку, и пока доезжал до спортзала, все рыбки в аквариуме умирали.

Проблема аквариума была в том, что там не было системы фильтрации воздуха – только вода. А еще, я думаю, что музыка в машине играла чересчур громко для этих бедных маленьких золотых рыбок. Наверное, они все умерли от шока.

Нет сомнений в том, что у меня определенный фетиш на автомобили, но вот свой первый Bentley я купил почти что случайно. Как-то раз после тренировки я, в шлепанцах и трениках, весь потный и слегка потрепанный, еду мимо салона Rolls Royce и решаю остановиться.

Гляжу на изумительный Bentley и понимаю, что этот старый самодовольный белый дядя, типичный продавец автомобилей, косит на меня глазом, поэтому говорю ему: «Сколько стоит эта машина?» Он смеряет меня взглядом и говорит: «Ты уверен, что сможешь ее позволить себе, сынок?» Я был в таком бешенстве. Меня очень-очень сильно оскорбили.

Пока я стою там, я слышу скрипучий голос, который кажется мне очень знакомым, и да, вот он во плоти – Майк Тайсон, боксер. Он тоже присматривает себе Bentley. Далее я узнаю, что Тайсон выбрал два. Он покупает себе две таких машины, а значит, вы знаете, что должен сделать я. Я должен купить три! Я хватаю продавца и говорю: «Я хочу серебристую модель с жестким верхом, хочу ту зеленую и еще одну красную, вон ту».

Не смогу вспомнить, сколько именно они стоили, но, по-моему, каждая обошлась мне в 200 тысяч долларов. В общем, 600 тысяч долларов я потратил на машины, в которые не мог влезть. Пришлось снова вызывать своего человека, чтобы он отодвинул сиденья назад, а это еще несколько тысяч сверху, и разумеется, меня ждал форменный кошмар, когда мы попытались сдать эти машины в трейд-ин после того, как они мне наскучили – а это случилось спустя примерно год.

Мой казначей Лестер Книспел был так на меня зол, что потом две недели со мной не разговаривал. Спустя время, думаю, он понял, что мне просто надо было выпустить пар. Честно скажу, машины толком ничего не значили для меня.

Тут дело было скорее в самой идее, что с нуля до восемнадцати лет ты рос, абсолютно ничего не имея за душой, рос мечтателем и фантазировал о том, как будешь обладать всеми этими вещами, а потом, ни с того ни с сего, все это перестало быть фантазией. Стало явью.

Я МОГ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ ПРАКТИЧЕСКИ ВСЕ, ЧЕГО ТОЛЬКО МОЖНО

ПОЖЕЛАТЬ. НО ПОЗЖЕ ТЫ ОСОЗНАЕШЬ, ЧТО ДАЖЕ НЕ ХОЧЕШЬ

ИМЕТЬ БОЛЬШИНСТВО ЭТИХ ВЕЩЕЙ.

У Лестера был один непомерно богатый клиент, выпускавший средства по уходу за волосами. Он очень хотел познакомиться со мной. Лестер сказал ему: «Хорошо, но это обойдется тебе недешево». Чувак сказал Лестеру: «Все, что он захочет. Я просто хочу познакомиться с Шаком». И вот Лестер звонит мне и говорит: «Чего бы ты хотел?» Я призадумался и говорю: «Я всегда считал, что бриллиантовые часы Rolex выглядят круто».

Чел покупает мне часы Rolex за 150 тысяч долларов просто ради того, чтобы пожать мне руку и провести со мной пятнадцать минут. Я надеваю часы на руку и выгляжу дико круто, я доволен собой.

Несколько месяцев спустя мы снова пересекаемся с Лестером, и он видит, что часов на мне нет. Он спрашивает, где они. Я говорю ему, что отдал их кузену. Он чуть с ума не сошел. «После стольких хлопот!» – говорит он, всплеснув руками. Я обнимаю его за плечи и говорю: «Лестер, я хотел эти часы, потому что в детстве у меня ничего подобного не было. Да большую часть времени у меня не было даже обуви. Поэтому я их захотел. Но, получив их, я понял, что трепет обладания прошел. Они ничего для меня не значат. Так что теперь их носит мой кузен, он всем их показывает, и, скорее всего, кто-нибудь скоро украдет их у него, потому что он слишком сильно ими хвастается».

Деньги были очень коварны. С ними было связано много негатива. Люди начали стоять с протянутой к тебе рукой, и было неважно, как много ты им помогал, в конечном счете они всегда оставались разочарованными. В газетах они читают, что ты зарабатываешь по 20 млн долларов в год и думают: что такое для него пара тысяч тут и там?

Но больше всего в деньгах мне нравилось то, что с ними я мог позволить себе делать то, что хотел. Как-то раз мы с братом Джамалом играли в мяч в Boys and Girls Club. Покрытие на площадке там было растрескавшимся и кочковатым, так что мы даже нормально один на один не могли сыграть. Мне было так мерзко, что я позвонил Лестеру и сказал: «Я хочу пожертвовать один миллион долларов Boys and Girls Club».

Лестер сказал: «Так, Шак, не пори горячку, зачем?» Я сказал ему: «Нам нужно починить площадки. Нелепо ждать, что дети смогут играть в мяч в таких условиях». Лестер пытается донести до меня, что «починка покрытия на площадке не стоит миллион долларов», но мне все равно. Я уже принял решение.

Когда в 1992-м в Лос-Анджелесе начался бунт, я позвонил Лестеру и сказал ему: «Нам нужно