Джерри Уэст был так взбешен этой ситуацией, что решил: «К черту NBA. Обойдутся и без меня со своим списком».

И, как выяснилось, без молодого звездного центрового.

Вот почему я люблю Джерри Уэста: он не боялся ни Стерна, ни кого бы то ни было еще. Впоследствии он признавался людям, что повел себя «немного по-детски».

Я не считал, что он повел себя по-детски. Как только я узнал, что на самом деле произошло, я стал говорить: «Вот почему Джерри Уэст – лучший генеральный менеджер в истории». Для меня очень важна преданность, а Джерри Уэст был преданным от начала и до конца.

В мой первый год в «Лейкерс» мы одержали пятьдесят шесть побед, но проиграли «Юте» во втором раунде плей-офф. Мы попросту не были готовы обыгрывать опытную команду ветеранов вроде «Джаз», в составе которой были Джон Стоктон и Карл Мэлоун. Их центровой Грэг Остертаг с чего-то взял, что это он ответственен за победу «Юты», что я счел бы уморительным, не будь я так сильно раздражен нашим поражением.

Ник Ван Эксел все время вступал в перепалки с Делом. Обычно это происходило на тренировках, но в 4-й игре серии против «Юты» конфликт вышел за привычные рамки. Они принялись орать друг на друга прямо на скамейке по ходу игры, в которой Джон Стоктон разрывал нас на части.

В пятой игре серии в Солт-Лэйк мы утянули «Джаз» в овертайм, но Байрон Скотт получил травму, Роберта Хорри выкинули из игры, а я перебрал фолов, поэтому тащить команду на себе пришлось Кобистеру.

Он ждал этого момента. Уверен, он тысячу раз проигрывал его в своей голове, вот только на тот момент Коби еще не был готов. Он исполнил три «сквозняка» за последние полторы минуты овертайма. Вымучивал один бросок за другим. Я стою у скамейки, и мне хочется блевануть.

Мы проигрываем 98:93, и пацана буквально трясет, возможно, что в первый и последний раз в жизни. Я обнимаю Коби за плечи, и мы уходим с площадки. Я говорю ему: «Посмотри на всех этих людей, что смеются над тобой. Однажды мы им всем отомстим». Я знал, что со временем он станет отличным игроком. Я говорил ему: «Не волнуйся. Однажды все и каждый будут кричать твое имя. Прими это и усвой этот урок».

Какой урок он усвоил? Я не уверен, но, возможно, этот: неважно, как много раз ты бросаешь «сквозняки», у тебя всегда зеленый свет на броски. Эй, братишка, как насчет того, чтобы научиться пасовать? Мы с Робом Хорри пытались объяснить ему, что он все равно может набирать свои 20 очков, но вместо того, чтобы идти напролом, вести мяч между ног и бросать, он может отдать мне пас и открыться, и я тут же верну ему мяч.

В том сезоне мы стали жертвами завышенных ожиданий. Мне было только двадцать пять, а Коби вообще был еще тинейджером. Я сказал репортерам: «Мы еще вернемся».

Наш потенциал был безграничным. Все в Лос-Анджелесе фанатели от «Лейкерс». Я был в эпицентре всеобщего внимания, и мне это нравилось. Я много времени тратил на то, чтобы развлекать СМИ. Когда репортер спросил у меня: «У вас есть какой-нибудь особенный ритуал перед плей-офф?», я ответил ему: «Да, обычно я делаю массаж стоп твоей матушке».

Когда опубликовали расписание сезона 1997/98 и я увидел, что в первом матче сезона мы играем с «Ютой», я обвел этот день красным кружком в своем календаре. У меня оставались незаконченные дела с Остертагом. Мне не понравилось то, как он разглагольствовал после их победы над нами в плей-офф, и планировал поквитаться с ним за это.

Я увидел его на разогреве и подошел к нему с наездом. Я сказал ему: «Тебе бы заткнуться и заняться игрой. Следи за своим языком». Он сказал: «Да пошел ты на хер, чувак. Сам следи за языком». Тогда я сказал: «О, так ты теперь крутой?» Мы сцепились, и он снова начал раскрывать рот, и тогда я повернулся и шлепнул его по голове сверху.

Знаю. Тупо. Но Остертаг повалился на пол так, как будто я его вырубил. Я попал по нему раскрытой ладонью. Он свернулся на полу и начал стонать: «Ой, мои контактные линзы». Это был позор. Мне было стыдно за него. В той игре я не участвовал, потому что восстанавливался после брюшной мышцы, но я сразу понял, что навлек на себя беду.

Лига дисквалифицировала меня на одну игру и оштрафовала на десять тысяч долларов. Но это было ерундой по сравнению с тем, что сделал со мной Джерри Уэст. Он встал прямо у меня под носом и раскритиковал меня в пух и прах. «Я не потерплю подобного инфантильного поведения. Никогда. Ты меня слышишь? – говорил он. – Ты опозорил себя, команду, родителей и эту организацию в целом. Как ты хочешь, чтобы тебя воспринимали люди? Как быка, который вытворяет всякие глупости или как чемпиона и серьезного боллера? Решать тебе. А теперь извинись перед Грэгом Остертагом и «Ютой Джаз», извинись перед «Лос-Анджелес Лейкерс». А если еще раз выкинешь что-то подобное, я тебя обменяю».

Ого. Ну ладно.

В сезоне 1997/98 мы выиграли шестьдесят одну игру, но вновь проиграли «Юте», на этот раз в финале Западной конференции, и проиграли всухую.

В играх плей-офф той весной я набирал в среднем по 30 очков, делал 10 подборов и 3 блок-шота – хорошая защита, Остертаг, молодец, но никому не было до этого дела. Завелась новая мода – говорить, что Шак не может выиграть ни одной игры в важных сериях. Сначала «Рокетс» всухую вынесли нас, когда я играл за «Орландо», а теперь вот «Джаз» выносят «ЛА» со мной в составе.

Как только мы зашли в раздевалку, я психанул. Я знал, что произойдет дальше. Газеты напишут, что я не знаю, как выигрывать матчи, что я лажаю в решающие моменты, но я слишком равнодушен. После всей той усердной работы, после всех тех цифр, которые я выдавал, история с «Орландо», казалось, повторяется снова, и я попросту не мог этого вынести.

Одна лишь мысль об этом сводила меня с ума. Некоторые ребята были в таком же бешенстве, как и я. Коби, к примеру, был очень недоволен. Но потом я услышал, что Ник и Эдди обсуждают поездку в Вегас. Они уже планировали будущие дела, что раззадорило меня еще сильнее.

К стене в раздевалке были приставлены телевизор и видеооборудование, и я свалил их на пол и начал пинать ногами. Потом пошел к своему шкафчику и начал рвать