– Что там? – недовольно спросила Эсфирь. –Грозный царь зовет? Собачью голову к седлу и на службу – головы рубить?

– Вовсе нет, – ответил Фандорин. – Этоприглашение в генерал-губернаторскую резиденцию на блины. Вот, послушай.

И прочитал, разумеется, опустив приписку. Осведомленностькнязя о частной жизни своих ближайших помощников Фандорина ничуть не удивила –успел привыкнуть за годы совместной службы.

– Кстати, если хочешь, п-пойдем вместе, – сказалон, совершенно уверенный, что на блины к генерал-губернатору Эсфирь иначе как вкандалах и под конвоем не затащить.

– А что такое „в узком кругу“? – спросила она,брезгливо наморщив нос. – Это значит только султан и визири с осободоверенными евнухами?

– Масленичные блины у князя – это традиция, –принялся объяснять Фандорин. – Ей больше двадцати лет. „Узкий круг“ – этосемьдесят-восемьдесят приближенных чиновников и почетных горожан с женами. Всюночь сидят, едят, пьют, танцуют. Ничего интересного. Я всегда ретируюсьпораньше.

– И что, правда, можно приходить в любом платье? –задумчиво произнесла Эсфирь, глядя не на Эраста Петровича, а куда-то впространство.

* * *

Распрощавшись с Эсфирью до вечера, Фандорин несколько разтелефонировал по номеру, который позавчера назвал операторше подполковникБурляев, однако абонент не отвечал. Уверенности, что капризная „сотрудница“согласится принять неучтивого статского советника, все равно не было, и ЭрастПетрович начал подумывать – не воспользоваться ли отсутствием агентки, чтобыпроизвести в арбатском особнячке негласный обыск.

Уже подобрав необходимые инструменты, он на всякий случайпротелефонировал еще раз, и трубка вдруг на американский манер отозваласьпротяжным, ленивым шепотом:

– Хелло-о?

Против ожиданий, про то, что статский советник объявлен„персоной нон грата“, Диана не вспомнила и на встречу согласилась сразу.

И ждать у запертой двери на сей раз тоже не пришлось.Позвонив в колокольчик, Фандорин потянул за медную ручку, и створка неожиданноподалась – выходит, замок был отперт заранее.

Уже знакомым путем Эраст Петрович поднялся по ступенькам внадстройку, постучал в дверь кабинета и, не дождавшись ответа, вошел.

Как и в прошлый раз, тонкие шторы в комнате оказались плотнозадвинуты, а женщина на диване была в берете с вуалью.

Поклонившись, чиновник хотел сесть в кресло, но женщинапоманила его:

– Сюда. Трудно шептать через всю комнату.

– Вы не находите все эти меры п-предосторожностичрезмерными? – не удержался Фандорин, хоть и знал, что злить хозяйку неследует. – Было бы вполне достаточно того, что я не вижу вашего лица.

– Не-ет, – прошелестела Диана. – Мой шум –шорох, шепот, шипенье. Моя стихия – тень, темнота, тишина. Садитесь, сударь. Мыбудем тихо разговаривать, а в промежутках слушать молчание.

– Извольте.

Эраст Петрович сел вполоборота на некотором отдалении отдамы и попробовал рассмотреть сквозь вуаль хоть какие-то особенности ее лица.Увы, в комнате для этого было слишком темно.

– Знаете ли вы, что в кругу передовой молодежи вытеперь считаетесь интригующей личностью? – насмешливо спросила„сотрудница“. – Ваше позавчерашнее вмешательство в операцию милейшегоПетра Ивановича раскололо моих революционных друзей на два лагеря. Одниусматривают в вас государственного чиновника нового типа, провозвестникагрядущих либеральных перемен. А другие…

– Что д-другие?

– А другие говорят, что вас нужно уничтожить, потомучто вы хитрее и опаснее тупых ищеек из Охранки. Но вы не беспокойтесь. –Диана легонько тронула чиновника за плечо. – У вас есть заступница,Фирочка Литвинова, а у нее после того вечера репутация настоящей героини. Ах, украсивых мужчин всегда находятся заступницы.

И раздался придушенный, почти беззвучный смех, произведшийна статского советника исключительно неприятное впечатление.

– Правду ли у нас говорят, что Ларионова казнилаБГ? – пытливо наклонила голову Диана. – Прошел слух, что он былпровокатором. Во всяком случае, наши его имени больше не поминают. Как удикарей – табу. Он и в самом деле был „сотрудником“?

Эраст Петрович не ответил, потому что подумал о другом:теперь стало понятно, отчего Эсфирь ни разу не обмолвилась о покойном инженере.

– Скажите, сударыня, а известна ли вам особа попрозвищу Игла?

– Игла? Впервые слышу. Какова она собой? Фандоринповторил то, что слышал от Рахмета-Гвидона:

– На вид лет тридцати. Худая. Высокая. Невзрачная…Пожалуй, всё.

– Ну, таких у нас сколько угодно. Я могу знать ее поимени, а по кличке ее зовут в конспиративных кругах.

Мои связи обширны, мсье Фандорин, но неглубоки, до самогоподполья не достают. Кто вам рассказал про эту Иглу?

Он снова не ответил. Пора было подбираться к главному.

– Вы необычная женщина, Диана, – с притворным воодушевлениемзаговорил Эраст Петрович. – В п-прошлый раз вы произвели на меня поистиненеизгладимое впечатление, и я всё время о вас думал. Кажется, впервые явстречаю настоящую femme fetale, из-за которой солидные м-мужчины теряют головуи забывают о служебном долге.

– Говорите-говорите, – шепнула женщина без лица иголоса. – Такие речи приятно слушать.

– Я вижу, что вы совершенно свели с ума и Бурляева, иСверчинского, а это весьма трезвые и серьезные господа. Они сгорают от ревностидруг к другу. И я уверен, что подозрения обоих небезосновательны. Как изящно выиграете д-двумя этими людьми, которых боится вся Москва! Вы смелая женщина.Другие только говорят о свободной любви, вы же исповедуете ее всей своейжизнью.

Она довольно рассмеялась, запрокинув голову.

– Никакой любви нет. Есть человеческое существо, водиночку живущее и в одиночку умирающее. Ничто и никто этого одиночестваразделить не может. И в чужую жизнь влиться тоже никому не дано. Но можнопоиграть в чужую жизнь, попробовать ее на вкус. Вы умный человек, господинФандорин. С вами я могу быть совершенно откровенной. Видите ли, по призванию я– актриса. Мне бы блистать на сцене лучших театров, вызывая слезы и смехпублики, но… жизненные обстоятельства лишили меня возможности использовать свойталант по прямому назначению.

– Какие обстоятельства? – осторожно спросил ЭрастПетрович. – Вы имеете в виду высокое происхождение? Я слышал, выпринадлежите к хорошему обществу?