«По отпечатку меня могут найти, – понял он. – Надоего убрать, пока не поздно». Убрать-то просто, но мысль о собственном промахезаставила его сжать зубы. Он – победитель, а победители не допускают промахов.Ничего, он все исправит.

В доме напротив зажегся свет, дважды хлопнула дверь. Нужнобыло уходить. Он перелез через забор и метнулся в кусты. Нет, сейчас к банеидти нельзя – можно нарваться на кого-нибудь из дураков, решивших проверить,отчего визжит ночью красивая рыжая соседка. Значит, ему предстоит пойти тудаутром. Но ранним утром, когда все еще спят. Хорошо, что никто пока не догадалсяснять его отпечатки с окошка в бане.

Успокоенный этой мыслью, он вернулся домой.

Лесник проснулся в пять утра с гудящей головой. Странно,вроде бы и не пил много, но похмелье с каждым разом мучит все сильнее исильнее. «Старый становлюсь, – решил он. – Старых водка легкоодолевает».

Похмелиться в доме было нечем. За стареньким, дрожащим, какприпадочный, холодильником обнаружилась пластиковая бутылка, а в ней – пива надонышке. Лесник и не помнил, когда купил ее, а главное – зачем засунул в темныйугол, где всегда стояла мышеловка с засохшим до окостенения куском сыра. Дажеочень голодная мышь не покусилась бы на эту древность.

Он вытащил бутылку, залпом выпил мерзкую мутную жидкость ивыскочил во двор – выплюнуть.

– Вот ведь… мать… испортилось, – негромкопожаловался Степан лесу, стоящему вокруг.

Он напился холодной воды из ведра на крыльце, и ему сталолегче. Стояла утренняя тишина, и воздух был таким свежим и легким, что Лесникрешил выбраться из своего двора, в котором он безвылазно сидел уже два дняподряд.

– Спать все равно не буду, – бубнил он себе поднос, огибая сарай и открывая толстую дверь, доски которой уже начали подгнивать. –Чего сидеть на месте? А вечером опять выпить надо… Значит, что? Значит, можнобы и Машку с Глашкой вывести. А не то…

Козы, лежавшие в темном углу, подняли головы и уставились нанего желтыми раскосыми глазами.

– Красавицы мои, – умильно проговорил Лесник,чувствуя вину перед животными. – Не пас я вас, ласточки, свежей травки недавал… Ну выходите, выходите…

Козы не торопились выходить, не понимая, чего хочет от ниххозяин в такую рань.

– А ну пошли, кому сказал! – обозлился Лесник.Поднял хворостину, лежавшую в углу, и козы нехотя встали. – Вот и умницы,вот и ласточки, – бормотал Степан больше себе, чем им, прогоняянедовольных коз по двору и выводя за калитку. – С утра покушаете, потомпоспите, потом молочка дадите. Вероника-то возьмет молочка, возьмет…

С мыслями о Веронике он незаметно дошел до полянки передлесом, где обычно пас коз. Отсюда дом Егоровых был хорошо виден, и Лесникуселся на росистую траву, с тоской глядя на коньки крыш. Козы паслись рядом,лениво пощипывая траву и мотая грязновато-белыми бородками, на которыхоставались капли росы.

– День-то жаркий будет, – по старой привычкеразговаривать с самим собой негромко сообщил Лесник. – Эй, а это кто?

Приподнявшись, он рассмотрел возле черной бани ЛипыСергеевны человека, который что-то делал возле окна. Человек этот был хорошознаком Степану, который никак не мог понять, что тому понадобилось возле чужойбани рано утром.

– Эй! Что придумалось-то у тебя, голуба? – вслухспросил Лесник и решил подойти поближе. Козы послушно двинулись за ним.

А человек старательно протирал тряпкой окно бани. Опешившийот удивления Степан остановился неподвижно, и вдруг в его голове все встало насвои места. Он соединил в одно целое упоминание Вероники о том, что ее подругукто-то испугал возле старой бани, и убийство старухи, и картина так четко иясно сложилась, что он тихо присвистнул. Так вот тут, оказывается, кто! Следы,значит, свои стирает. Боится, что сначала тут эти… как их… отпечатки найдут, апотом уж и до убийства в доме доберутся.

– Нехорошее это дело, – укоризненно сказал он.

Человек, увлеченный своим занятием, вздрогнул, выронилтряпку и обернулся. В десяти шагах от него стоял Лесник и качал головой. Вид унего был помятый, и человек понял, что Лесник опять накануне крепко нажрался исейчас плохо соображает.

– Да ты не боись, не боись, – продолжалСтепан. – Не скажу я никому.

«Веронике с той теткой, которая ей вроде бы мать, а вроде ине мать, тяжело приходилось, – подумал он. – Так что, может, раз еетеперь нет, то дело-то и неплохое, только… очень уж скверное».

– А ты чего здесь? – спросил наконец человек,поняв, что ничего плохого от Лесника ждать не стоит и шума тот поднимать небудет.

– Прогуляться вышел, – охотно ответилСтепан. – Смотрю – а тут ты… Тряпку-то не забудь, – посоветовалон. – Чай, какая-никакая, а улика.

Довольный вовремя всплывшим в голове правильным словцом, онповернулся и пошел обратно к поляне. Человек недолгое время смотрел ему вслед,обдумывая, что делать дальше, потом подхватил тряпку и, внимательно оглядываяогороды, пошел к деревне, готовый в любую минуту спрятаться от любопытных глаз.Достаточно встречи с забулдыгой Лесником. Вот принесло его не вовремя! Ничего,обойдется… Сам сказал – никому ничего не расскажет.

Лесник уходил прочь медленно, понурившись, потому чтовоспоминание о Веронике и смерти ее матери вызвало у него тяжелые чувства.«Дмитрия ейного посадили, – думал Степан без малейшего сочувствия к мужуВероники, – а ни за что, получается. Черт бы с ним, а вот Веронику жалко.Как там малой сказал… Плачет она, значит, убивается. Может, и в самом делелюбит…»

Остановившись, Лесник тяжело вздохнул, обернулся и поискалглазами коз. Те, как собачонки, трусили от него невдалеке.

– Обратно пошли, – позвал их Лесник. –Хватит, нагулялись.

Настроение у него испортилось. «Понесла меня нелегкая к этойбане! – зло подумал он. – Вот и гадай теперь, чего дальше делать… А,ничего не буду делать. Ни при чем я!»

Он пошел к дому, пару раз оглянувшись по дороге на Липинубаню. Но около нее уже никого не было.

* * *

Борис Петрович Забелин смотрел на Машу сердито ираздраженно. Сорвали его с утра пораньше из-за какой-то ерунды, черт возьми!Испугали их ночью – удивительное дело!

– Он протер стекло, поймите, – в один голосуверяли его Маша и Ирина. – Боялся оставить отпечатки на стекле!

Вот ведь чушь. Даже если и похулиганил кто-то из своих,убийство-то здесь при чем? Так Борис Петрович и заявил Маше.

– Ну и часто у вас тут таким образом хулиганят? –скептически осведомилась та, хотя и старалась изо всех сил не выводить из себяследователя, от которого зависела участь Мити. – Сначала меня кто-топодстерегал возле бани, потом убили мать Вероники, а вчера человек чуть непроник в дом!