Сзади послышались шаги, и обернувшийся Лесник увиделчеловека, о котором только что думал. Встал и шагнул ему навстречу.

– Привет, – сказал подошедший. – Еле нашелтебя. Никак, рыбы решил наловить?

– Вот что я скажу тебе, – начал Степан, пропускаявопрос мимо ушей. – Надо пойти, признаться во всем. Много не дадут, если сповинной прийти, точно говорю.

– С повинной? – переспросил человек, усмехаясь.

Но, увлеченный своими рассуждениями, Степан расценил егоусмешку неправильно.

– Да, да! – горячо продолжил он, ухватившись замысль о повинной. – Повиниться надо обязательно, самому же легче станет,это тебе я, Лесник, говорю! А то, понимаешь, там человек безвинно сидит, а понему, может, родные плачут… детишки… – Он размышлял вслух, говоря себе всето, что боялся сказать раньше. – Пойдем прямо сейчас, а? – попросилон, боясь, что человек передумает. – Вдвоем-то легче! Все расскажешь,покажешь, а я тебе свидетелем буду.

«Совсем пропил все мозги, – оценил его человек. –Заговаривается, скоро до белой горячки дойдет».

– Вдвоем легче, – вслух сказал он, и Лесник,обрадованный тем, что с ним так легко согласились, заулыбался. – Твояправда.

Маша с Сергеем шли все быстрее и быстрее.

– Куда мы так несемся? – наконец, запыхавшись,спросила она. Бабкин замедлил шаг.

– Уже почти пришли, – успокоил он. – Вон затем оврагом его дом. Надеюсь, Лесник не пошел своих зверей пасти.

По утоптанной тропинке они обогнули овражек и вышли кучастку Лесника. Дверь в дом была распахнута настежь, а по двору бродили двекозы. У одной из них на шее болталась замусоленная веревка.

– Степан Андреич! – громко позвал Бабкин, заходяво двор.

Козы подозрительно покосились на него и отошли в сторону.

– Тетушка говорит, они умные, как собаки, –сообщил Сергей, поднимаясь на крыльцо и громко стуча по косяку.

– Надеюсь, незваных гостей не кусают? – Машаотодвинулась в сторону, но козы и не собирались подходить. Одна улеглась подкустом полыни, вторая встала возле нее, отвернувшись от Маши и Бабкина. Белыйхвостик ее мелко подергивался.

– Нет его, – Сергей вышел из дома. – Очень странно.

– Почему странно?

– Потому что он один почти никуда не ходит, всегдаводит коз за собой. Над ним поначалу в деревне смеялись, потом привыкли.

– Может быть, отошел ненадолго? – предположилаМаша, обходя двор и обнаруживая за домом сарай.

Дверь в сарай была открыта, изнутри пахло лежалым сеном,землей и навозом. Маша наклонила голову и заглянула внутрь, но в сарае былопусто. Что-то, шурша, метнулось мимо нее к стене, и она чуть не вскрикнула, нововремя опомнилась. «Мышь!» Мышей Маша не боялась.

– Может, и отошел, – раздался позади нее голосБабкина, и Маша резко обернулась, чуть не стукнувшись головой об косяк. –Осторожно, не ушибись! – Он положил ладонь ей на голову, защищая от удара.Волосы на ее макушке нагрелись от солнца и были такими теплыми, что отнеожиданности Сергей чуть не отдернул руку. Быстро взглянув на него, Машавынырнула из сарая и прищурилась на козу, по-прежнему игнорировавшую их.

– Куда она смотрит? – вслух подумала Маша, никапли не интересуясь этим, просто, чтобы сказать что-нибудь.

– Между прочим, на пруд. – Сергей задумался насекунду, потом двинулся в ту сторону, куда смотрела коза.

Маша пошла за ним.

– Считаешь, он к пруду пошел? – негромко спросилаона. – Зачем?

– Не знаю, – пожал плечами Бабкин. – Давайпроверим на всякий случай.

Тропинка обогнула густой куст шиповника и вывела их кнебольшому, почти идеально круглому пруду. «Искусственный», – поняла Маша.Будто отвечая ее мыслям, Сергей негромко бросил через плечо:

– Сам же Степан его и вырыл много лет назад. Чтобы водудля полива брать.

Бабкин остановился, покачал головой:

– Нет его здесь, Маш. Давай возвращаться.

Она молчала сзади, почти уткнувшись носом ему в спину. Онслышал ее дыхание – странно прерывистое, как будто она запыхалась.

– Устала? – Он наконец обернулся и наткнулся на еевзгляд.

Словно застыв, не мигая, Маша без выражения смотрела влево –туда, где на примятой траве около куста боярышника виднелись ноги. Они былибосые и грязные. По правой ступне деловито ползал муравей, и Маша непроизвольнозадергала ногой, представив, как должно быть щекотно лежащему в кустах человекус босыми грязными ногами. Она понимала, конечно, что он уже ничего нечувствует, но старалась не пустить эту мысль в свое сознание.

– Стой на месте, – стиснув зубы, приказал Бабкини, молниеносно оглянувшись, сделал шаг к телу.

Маша не смогла бы двинуться, даже если бы он попросил ее обобратном, поэтому осталась стоять, глядя, как он раздвигает кусты, делает ещеодин шаг, наклоняется над телом… И только когда Сергей отшатнулся и Машазаметила, как стремительно бледнеет его лицо, она перестала сбрасывать со своейноги воображаемого муравья, на самом деле ползущего по ступне Лесника. Потомучто мысль выразилась простыми, страшными словами.

– Он умер? – без выражения спросила она.

Бабкин помолчал, отвел глаза от того, что лежало в кустах.

– Умер, – хрипловато ответил он.

«Вижу красный путь, – некстати вспомнились емутетушкины слова. – Не надо бы, тебе, Сережа, никуда ходить». Черт,нагадала тетушка! Вот он, красный путь, – застывает под ногами липкойтемно-красной лентой, и на него садятся жирные мухи.

– Пошли вон, – хрипло сказал мухам Сергей ивзмахнул рукой. Мухи лениво взлетели.

И вдруг случилось то, чего он никак не ожидал. Маша измениласьв лице и, точно проснувшись, быстро подошла к телу с другой стороны, протягиваяруки к веткам боярышника. Сергей предостерегающе вскрикнул, но было поздно –она отодвинула ветки и уставилась на труп.

Сначала Маша не поняла, отчего Бабкин поменялся в лице. Онавообще не поняла, что перед ней. Листья и трава были залиты ярко-красным. Наних лежал человек, шея которого странным образом раздваивалась, и там, гдедолжна была быть голова, приоткрывались две половины огромного ореха –волосатые снаружи, с красно-серой мякотью внутри. Внизу из трещины в орехевываливалось беловатое содержимое вперемешку с какими-то осколками. Широкийкрасный ручеек вился по шее и исчезал внизу, у Маши под ногами.

Проследив взглядом за дорожкой, Маша уставилась на кончикисвоих сандалий – легких, с открытым носом, из которых выглядывали пальчики скокетливым алым лаком. Сглотнув, она смотрела на лак, не отличающийся цветом отведущей к нему дорожки. Она не успела понять, почему лак из красного сталчерным, и только мимолетно удивилась, почему к ней бросается Лесник, а неСергей – озабоченно глядя на нее голубыми ласковыми глазами, в которыхотражаются две козы. Это удивление стало последним, что она успелапочувствовать, прежде чем повалилась рядом с телом Лесника на примятые окровавленныеветки.