Засядько пугливо оглянулся. Не произнес ли вслух: «ракеты»?

Вечером вынес из каюты аккуратно склеенный из плотной бумагицилиндр на длинной палке. Это была осветительная ракета собственнойконструкции.

Оглянувшись по сторонам, установил ее на палубе и сталвысекать огонь. На корабле было пустынно, лишь на нижней палубе осталаськараульная команда да на верхней дремал часовой. Матросы и офицеры съехали наберег и уже, наверное, вовсю веселятся в злачных заведениях портового города.Никто не станет глазеть на странное занятие капитана десантных войск иприставать с вопросами.

Порох воспламенился не сразу. В цилиндре затрещало,зафыркало. Из нижнего отверстия ударила струя удушливого газа, посыпалисьискры. Ракета затряслась и резко рванулась вверх.

– Один… два… три… четыре… – считал Засядько, волнуясь.

На счете «пять» бумажный цилиндр взорвался. В небе полыхнулогонь, вниз полетели горящие клочья. На верхней палубе испуганно вскрикнул ивыругался часовой, на берегу остановились прохожие.

Засядько, дабы не привлекать внимания, ушел в каюту. Настоле стояли две бутылки коньяку – крепчайшего вина, производство которогофранцузы наладили еще полтораста лет назад в городе Коньяк. Однако обе бутылкибыли припасены для гостей. Александр не пил, не желая туманить голову, но винодержал постоянно, чтобы подчеркнуть – он такой же, как и все: компанейскиймалый, не дурак выпить, охотно слушает и рассказывает анекдоты и, уж конечно,не сидит ночи напролет над расчетами, не относящимися к военному делу.

На другой день его вызвали к вице-адмиралу.

– Садитесь, Александр Дмитриевич, – пригласил Сенявиндоброжелательно. – Вы так и не съезжали на берег? Ваши друзья там неплохоповеселились, отдохнули…

– Для меня отдых – на корабле, – отчеканилЗасядько, желая прервать разговор.

– Ну-ну, – сказал Сенявин примирительно, – выотличный моряк, но ведь не только же моряк? Суворов говаривал о вас как оприрожденном сухопутном воине. А если и воздушный океан могли бы бороздитькорабли, то, наверное, вы и там показали бы себя с наилучшей стороны и о васговорили бы как о прирожденном летателе, воздухоплавателе. А может быть,вы и в самом деле не моряк и не сухопутник, а?

Сенявин хитро прищурился, и его маленькие медвежьи глазкикак буравчики впились в капитана. Засядько ощутил тревогу. Что мог значить этотстранный разговор?

– Как сказано в Писании, – ответил онпочтительно, – судите не по словам, а по делам моим.

– Дела у вас идут отменно, – согласился Сенявин. –Кстати, поговаривают, что вы интересуетесь осветительными огнями? Даже шутихипускаете? Но ведь это несерьезно, да?

– В некотором роде, – ответил Засядько медленно.Он лихорадочно соображал, как выпутаться. – Это забава, но забава царей.Сам Петр Великий потратил немало времени на создание и конструирование шутих ифейерверков, он же смастерил осветительную ракету, которая принята навооружение русской армией, доныне зовется «петровской ракетой»…

Сенявин озадаченно молчал, потом вдруг спросил:

– Но что лично вас привлекает в этой игрушке?

Засядько быстро перебрал варианты ответов. Что можно сказатьи в какой мере? От всесильного флотоводца зависит многое. Не потрафишь –сошлет в какую-нибудь дыру, где до конца жизни проторчишь в чине капитана.А на скромное жалованье непросто развернуть работу над большими ракетами…

– Все великое начинается с игрушек, – ответил он,твердо выдерживая пронизывающий взгляд адмирала. – Флагман, на котором мыбороздим океан, сначала был построен в виде игрушки, модели.

– Те игрушки служили прототипом для настоящего, –заметил Сенявин. – А что вырастет из ваших шутих?

Пришлось решиться на дипломатическое отступление. Засядькосделал вид, что задумался, потом пожал плечами:

– Какая мать знает, что вырастет из ее младенца? Может быть,великий ученый или полководец, а может, станет мелким чиновником или хужетого – злодеем.

– Но вырастет?

– Если не умрет в колыбели.

– Гм… Вы интересный человек. Ладно, вы свободны. Кстати, акакая основополагающая идея привлекает вас в фейерверках?

– Они несут в себе движущую силу, – ответил Засядькоуже от дверей. – Ядро, с какой бы силой оно ни было выпущено, все времязамедляет полет. Ракета же постоянно ускоряется. Предположим, что мы начинилиее не порохом, а какой-то другой химической смесью, которая бы горела несколькочасов, а истечения газов давала бы равнозначные пороховым. Тогда бы мы с этогокорабля смогли обстреливать и Константинополь, и Париж, и любой другой городмира! Более того, мы могли бы…

Он осекся. И так сказал больше, чем следовало. Нехватало еще ляпнуть о других планетах!

Сенявин восхищенно крутил головой. Он сам любил парадоксы ипо достоинству оценил игру ума молодого офицера. Нелепость, а не подкопаешься!Теоретически верно, концы с концами сходятся.

– Идите, – разрешил он милостиво. –Я распоряжусь, чтобы вам не чинили помех. Можете в свободное времязаниматься опытами, если вас не привлекают портовые кабаки.

– Премного благодарен! – отчеканил Засядько. Вытянулся,щелкнул каблуками и поспешно вышел.

5 и 7 июня десантные войска под началом капитана Засядько иотряды черногорцев дважды неудачно атаковали колонну французов численностью вдвести человек. Атака была отбита с большими потерями, хотя русских ичерногорцев было три с половиной тысячи человек.

Пришлось призвать на помощь флот. Истребительный огонькораблей заставил французов оставить Брено, и они ушли в Верхний Бергатто подначальство генерала Делагорта.

Засядько разместил солдат за склоном горы и стал ждатьответной атаки. Вскоре ворота распахнулись, показалась стройная колоннафранцузских солдат. Выйдя из крепости, они выстроились в каре и двинулись начерногорцев, которые, отстреливаясь, стали отступать нестройной толпой. Воглаве колонны шел высокий седой человек с обнаженной шпагой. То был генералДелагорт.

Засядько залюбовался четкой и красивой штыковой атакой. Этобыла настоящая европейская армия, дисциплинированная, обученная, с высокойвоенной культурой.

– Батальон, – скомандовал он негромко, – пли!

Грянул залп. Все окуталось дымом. Со стороны черногорцеввыстрелы слышались чаще. Видимо, союзники прекратили отступление и тоже сталиобстреливать неприятеля.

– Вести прицельный огонь! – предупредил Засядько.

– Ваше благородие, в штыки бы…

– Огонь!

– Чтоб русский бой удалый, как говаривал Суворов…

– Дурень, я хочу не боя, а победы. И чтоб вас привезтиобратно живыми.