Александр отмахнулся, в голосе была горечь:

– Что мне вся Франция, Австрия, Италия!.. Что случилось свами?

Она отвела взгляд, даже в сумраке он видел, как ее щекизалил румянец стыда.

– Когда сюда пришли разбойники, иначе я их называть не могу,они убили почти всех жителей. А нас оставили в живых только для пыток ииздевательств. Меня хотели продать в гарем, хотя сами же говорили, что длягаремов отбирают только юных девственниц…

Он хмуро кивнул. Она и сейчас была бы самой яркой жемчужинойв любом гареме. Ее нежная красота, то надменная, то трогательная и беззащитная,заставляет чаще биться самое стойкое и огрубевшее сердце.

– Но я так плевалась и кусалась, что решили… сперва смирить.Меня приковали к этой стене, сперва решили морить голодом, потом приковалимужа… чтобы он все видел, а мою крошку Оленьку раздели и положили на стол и,смеясь, уверяли, что сейчас зарежут ее и будут кусками ее мяса кормить насильноменя… Я готова была согласиться на все, только бы не трогали мою дочь… нотут явились вы, Саша!

В дверном проеме возник Афонин:

– Ваше благородие, вот одежда господ. Пусть одеваются, а япока запрягу лошадей. Башибузуки их всех бросили.

Молодец, подумал Александр с горячей благодарностью. Толькона миг заглянул, все понял, оценил, сам принял решение. Нет, его можно вунтер-офицеры, а Праскуринова – в капралы…

– Спасибо, – кивнул он, увидел, как округлились глазаГрессера, даже Кэт посмотрела удивленно. Дворянин-офицер благодарил нижнегочина! – Пусть ребята собирают трофеи, скоро отправляемся дальше.

Афонин исчез, слышно было, как раздавал приказы. Александр всвоем батальоне придерживался казачьих обычаев: давал хотя бы час-два наразграбление, да и на сраженных нередко были кольца – золотые или сценными камешками, в карманах находили золотые монеты. Жизнь у солдат тяжелая,так пусть же хотя бы что-то получат, ведь сражаются не за свою страну. Воюют зачужих королей, а кровь льют свою. Да и всегда ходили среди солдат рассказы осчастливчиках, которым удалось передать в родное село мешочек с золотымимонетами или другим богатством…

Александризо всех сил старался держаться невозмутимо,говорил отрывисто, холодноватым голосом. Кэт была все такой же очаровательной,материнство не затмило ее обаяния, скорее прибавило. Она слегка округлилась, ноэта округлость лишь прикрыла ее выступающие ключицы и торчащие косточки. Такойбыла прекрасная дева, прикованная к скале, которую спасал Персей на картинеРубенса. Да, вроде бы Рубенса.

Грессер отыскал кое-какую одежду, от его собственнойостались лохмотья, напялил на себя. Он выглядел изможденным, затравленным,вздрагивал при каждом ружейном выстреле или громком крике. Когда хотел взятьдочь на руки, та неожиданно начала вырываться, заплакала и потянула крохотныеручки к Александру.

Кэт поспешно перехватила дочь, прижала, начала нацеловывать,вид у нее был исступленный. Александр сказал с неловкостью:

– С нею все в порядке. Я смотрел.

– В порядке? Что ты понимаешь?.. Эти ужасные… ужасные…

Внезапно она залилась слезами. Ее качнуло, она уткнулась емув грудь, затряслась от рыданий. Александр погладил по голове, осторожно передалГрессеру. Тот, обняв за плечи, отвел к столу, усадил на табурет, а ребенка взялна руки. Крошка повертела головой, отыскала Александра. Голосок ее былписклявый:

– А ты кто?

– Серый волк, – ответил он.

– А как тебя зовут?

– Самый серый волк, – ответил он кротко. –Собирайтесь, мы сейчас отправляемся. Я доставлю вас к нашим кораблям. Врядли сможем взять вас на борт, корабли военные, но пока что там побудете вбезопасности. И получите необходимую помощь.

Кэт торопливо собрала по углам тряпки, ее руки дрожали.Ребенка кое-как укутали в остатки чьей-то одежды. Когда переступили порог, Кэт ахнула,отшатнулась. Александр придержал ее, взял малышку из ослабевших рук. Онаприжалась к Грессеру, ее крупно трясло.

Александр попытался взглянуть ее глазами. Да, страшноезрелище. К тем окровавленным трупам, а супруги Грессер, похоже, и их невидели, прибавились и только что убитые. Особенно страшно выглядели сраженные вштыковом бою, из распоротых животов вываливались влажные сизые внутренности.Правда, и те, которым размозжили головы прикладами, смотрелись не лучше. Лужикрови были широкие, над ними уже роились крупные зеленые мухи. Под знойнымсолнцем кровь свернулась, только у трупа перед самым порогом еще вытекала изразрубленной топором головы.

– Это… это ужасно!

– Здесь могли быть вы, – сказал Александр сухо.И добавил: – Правда, для вас готовили нечто интереснее.

Он переступил через умирающего, а Грессер повел Кэт подстеной, закрывая ей лицо. Взгляд, который он бросил на Александра, былненавидящим и затравленным. Ребенок на руках Александра поерзал, устраиваясьпоудобнее, спросил:

– А почему ты один?

– Я не один, – ответил Александр. –У меня есть сабля.

– У моего папы есть моя мама, – сказала малышкарассудительно. – А кто у тебя?

– Сабля, – повторил Александр улыбаясь.

– Это не по правилам, – заявил ребенок важно. –Папа говорит, что у мужчины должна быть жена…

– У меня нет, – ответил Александр. В горлевнезапно появился комок. Он почти прошептал: – У меня нет…

Они подошли к телеге, Афонин торопливо ставил в оглоблистарую рыжую кобылу. Ребенок внимательно посмотрел в лицо молодого великана, начьих руках сидел. Заявил неожиданно:

– Я выйду за тебя замуж. Когда вырасту.

Грессер подсадил Кэт на телегу, повернулся за дочерью.Александр сказал серьезно:

– Конечно-конечно. Раз уж я видел тебя с голой попкой, то я,как порядочный человек, просто обязан на тебе жениться!

Грессер почти вырвал дочь из его рук, передал Кэт, самвскочил на передок и ухватил вожжи. Афонин отпрыгнул, крикнул предостерегающе:

– Эй, барин! Тебе лучше ехать за нами следом. По этимдорогам везде шарят разбойники.

Грессер замахнулся на коня хлыстом, но Александр видел, какмелькнула белая рука, удержала. Солдаты уже обшарили подвалы, погреба. Трупылежали с вывернутыми карманами, а мешки и сумки были распороты. Можно быловозвращаться к кораблям. Схватка была удачной: убитых нет, ранено только трое,а карманы набили достаточно, чтобы опустошить ближайшие два-три кабака,именуемые здесь тавернами.

Александр ехал во главе колонны. Оглянувшись, увидел далекоза последними солдатами телегу с расшатанными колесами. Грессер сиделсгорбившись, правил лошадью. Кэт скорчилась на охапке сена, ребенка обхватилаобеими руками и даже накрыла распущенными волосами.