Александр слегка усилил нажим на лезвие. Упругая кожалопнула, лезвие начало медленно погружаться в грудь. Александр смотрел глаза вглаза пленному, губы раздвинул в жестокой улыбке. Если они считают себя сильнеелишь потому, что могут пытать тех, кто слабее их, так получи же той монетой!

Он провел легкий надрез, кровь текла по груди и жи­воту,капала на землю. Пленник часто дышал, смотрел с ужасом. Лезвие опустилось ниже,слегка надрезало кожу на животе, а когда острие опустилось еще, Александр,глядя в глаза, ухмыльнулся и нажал сильнее. Послышался треск разрезаемой живойплоти.

Пленник вскричал страшно, залопотал быстро и умоляюще.Переводчик смахнул дрожащей рукой пот со лба:

– Он умоляет убрать саблю и не лишать его мужскогодостоинства. Он говорит, что расскажет все-все, и клянется в верности, он готовсам провести нас.

Александр остановил саблю, но не убрал:

– В клятвы я не верю. Я уже видел, каких нарушают…Пусть отвечает на вопросы сейчас.

Через несколько минут он уже знал о расположении отряда Али-пашибольше, чем нужно было для освобождения пленных. Правда, их было втрое больше,но если суворовский чудо-богатырь стоил троих солдат австрийской армии, токаждый солдат его батальона стоил троих чудо-богатырей. По его команде солдатыразобрали оружие, Афонин и Праскуринов скрытно повели их к маленькому селу. Ещеиздали видны были костры, а когда выглянули из-за камней, увидели ужасающуюкартину.

Из всех домов уцелело только пять, остальные были попростусожжены. На улице и единственной площади в лужах крови лежали люди. Женщиныпочти все были раздеты донага, обезображены. Среди убитых были старики, дети.Али-паша был верен себе: вырезал всех, кого не собирался быстро продать врабство.

Александр взял у одного из солдат ружье, прицелился. ЭтоСуворов учил, что «пуля – дура, штык – молодец», но Александр видел,как побеждают французы благодаря наращиванию плотности огня. Когда-то штыковыеатаки станут вовсе невозможными, ими и сейчас можно пользоваться, только заставпротивника врасплох… Это понимает и другой выпускник артиллерийского училища,только он на другой стороне. И зовут его – Наполеон Бонапарт…

Он нажал на спусковую скобу. Не дожидаясь, когда часовойупадет, вскочил под выстрелы своих солдат, бросился с обнаженной саблей налагерь солдат-разбойников. Он недаром учил солдат меткой стрельбе: почтиполовина выстрелов нашла цель, а другие пули подняли такой переполох, чтоянычары выскакивали и метались между домов и палаток полуголые.

Он слышал, как гудит земля под тяжелыми сапогами его солдат.Для него время словно бы замедлилось, он несся длинными растянутыми прыжками,видел сразу всех, чувствовал, где ждать опасности, где сломит противника, какстебель соломы, куда нужно добавить горстку солдат…

Афонин и Праскуринов справятся, мелькнула мысль. Афонинапора в капралы, уже умеет распоряжаться. Пока командует только Праскуриновым, скоторым сдружился, но уже созрел и для других…

Он сшиб одного разбойника грудью, второго полоснул саблей,третий шарахнулся в сторону, но закричал дико и страшно – трехгранный штыкАфонина вошел в живот по самую рукоять. Зверь этот Афонин, успел подуматьАлександр, но в капралы все равно созрел…

Возле дверей одного дома стояло двое растерянных стражей.Они слышали выстрелы и крики, но явно чей-то приказ не позволял им покинутьпост. Александр с устрашающим криком бросился на них, оба, как по команде,выронили сабли и разбежались в разные стороны.

Он ударил плечом в дверь, вышиб с грохотом и оказался впросторной комнате. Его глазам представилась ужасающая картина. Полуголыймужчина был прикован к стене, а на соседней стене была прикована распятоймолодая женщина. В единственное окошко заглядывало солнце, но Александрупосле жаркого дня здесь показалось полутемно. На столе лежал, крепко связанный,так что веревки врезались в нежное детское тельце, плачущий ребенок. Девочкалет трех-четырех… Пока Засядько стоял, держа саблю острием вниз, чтобы кровьтекла не в ладонь – рукоять будет скользить, – и давал глазамобвыкнуться, женщина вскрикнула душераздирающе:

– Кто бы вы ни были, спасите нас из рук этих ужасных людей!Христом Богом умоляем, мы будем у вас в вечном долгу…

Она говорила по-французски, но от ее голоса сердцеАлександра застучало чаще. Женщина повернула голову, свет упал на ее лицо, и уАлександра вырвалось невольное:

– Господи, Кэт…

Он быстро посмотрел на избитого мужчину. Тот смотрел снадеждой, потом его лицо изменилось, в глазах появилась вражда. В дверномпроеме возник солдат:

– Ваше благородие, противник разбит! Только в крайнем домезаперлось несколько нехристей, не сдаются. Что будем делать?

Александр посмотрел на беспомощного ребенка. Девочка плакалавсе тише, слабо и безнадежно. Черная ярость поднялась из глубины души. Онбыстро разрезал веревки, взял малышку на руки, прижал хрупкое тельце к сердцу. Ребеноксразу перестал плакать, ухватил Александра за палец и пробовал потащить в рот.

– Возле того дома – поленница дров, – велел онжестко. – Подожгите ее. Если кто выскочит – стреляйте. Пленных небрать!

Кэт ахнула, такой приказ в европейской армии был небывалым.Солдат исчез. Девочка ухватила все-таки Александра за палец, но лишь прижаласьгубами, затем щекой. Александр положил ребенка обратно на стол, высвободился,подошел к Грессеру. Тот смотрел хмуро:

– В этой деревне был кузнец…

– Вряд ли он еще здесь.

– Но тогда можно попробовать найти инструменты.

– Кому нужны инструменты?

Он ухватился за цепь, напрягся. Мышцы вздулись, цепьзазвенела, натянувшись как струна. Внезапно раздался звон, левая рука баронаосвободилась. Вторую руку Александр освободил чуть легче, подошел к Кэт. Онаотводила взгляд. На ее нежной коже были синяки и кровоподтеки. Правая грудьраспухла и покраснела.

Грессер пытался укрыть ее наготу, Александр поочередноосвободил обе руки своей бывшей невесты. Когда цепи со звоном рухнули на пол,Кэт бросилась к ребенку, ухватила, заливаясь слезами, на руки:

– Он не вернется? Этот ужасный человек не вернется?

– Боюсь, что нет, – сказал Александр сожалеюще. –Даже негодяя удается убить только один раз. Как вы здесь оказались?

Грессер побледнел и без сил опустился на пол. Кэт смотрелана Александра большими глазами, но не двигалась с места, прижимала к груди инацеловывала маленькую дочь:

– Саша!.. Вы должны простить меня!.. Но я не смогла ждатьтак долго. А когда я вышла замуж за барона, наши родители… родителиЗигмунда, настояли, чтобы мы уехали в свадебное путешествие в Италию, на еепрославленные курорты. Здесь было просто сказочно красиво, здесь мы побывали вРиме, смотрели Колизей… Когда родилась Оля, мы перебрались ближе к морю…Целебный воздух, минеральные источники… Там мы прожили год, когда пришли слухио войне. Никто не верил, что докатится сюда, но потом стали попадатьсяотступающие войска австрийского императора… Они грабили все и вся. Потом пришлифранцузы, потом ушли, а их место заняли эти шайки разбойников, которые называютсебя союзниками французов…