Ирочка была предусмотрительной, при себе у нееимелись ручка и тетрадь, куда школьница тщательно перекопировала всюинформацию, которая содержалась в ее деле. Задача оказалась непростой,выполнила ее Ира к трем утра.

Не успела девочка вернуться в лазарет, как впалату заглянула Света. Распространяя запах вина, студентка шепотом спросила:

– Эй, Шульгина, дрыхнешь?

– М-м-м, – протянула Ира, делая вид,будто только-только, на зов, проснулась.

– Спи, спи, – затараторилаСвета, – я тебе тут гостинец принесла, пирожное из буфета.

Когда успокоенная практикантка ушла, Ира селаи при свете полной луны стала перечитывать тетрадь. Вопросы толпой теснились вголове…

В советское время существовало четкоеразделение приютов. Одни назывались «Дом малютки», и туда попадали груднички,чаще всего те, от кого отказались непутевые матери. До трех лет несчастные детижили в одном месте, потом их переводили в другой дом.

Большинство советских педагогов и педиатровбыло против такой системы. Специалисты говорили о тяжелых психологическихтравмах, которые получают трехлетки, отрываясь от места, которое они считаютродным. Но заведенный порядок не менялся. Иногда, правда, удавалосьорганизовать так называемые экспериментальные площадки. Детдом Наины Львовныбыл из их числа. Сюда детей привозили в пеленках, а потом, повзрослев, ребятапросто переходили во «взрослый» корпус. Следовательно, Нину должны былидоставить вместе с Ириной. Во времена детства Шульгиной действовала инструкция,запрещавшая разделять кровных родственников. Братья и сестры оказывались всегдавместе. Но никаких документов Нины в шкафу Наины Львовны не нашлось, Иратщательно изучила все полки, просмотрела папки на «Ш», затем на «Н» и «О», дажезаглянула в скорбное место, обозначенное словом «умершие», но нигде необнаружилось ни листочка про Нину. Значит, ее никогда не доставляли в приют?

Имелось еще одно обстоятельство, насторожившееИру. Она хорошо знала детдомовские порядки и была в курсе того, с какойнеохотой Наина Львовна отдает новым родителям одного ребенка, если у него естьсестра или брат. Директриса всегда старалась уговорить приемных родителейзабрать двух детей, и чаще всего ей это удавалось. Но Нина уехала к новой мамеодна.

Следующий момент. Не все интернатские знали осебе правду, воспитатели рассказывали кое-кому из детей: «Мама и папа ещевернутся, они сейчас далеко, оставили тебя временно». Однако ребята хорошопонимали: если им рассказывают про возможность встречи с родственниками, следовательно,они сидят за решеткой. Взрослые старательно «закапывали» истинную причину того,почему дети оказались в детдоме, но невесть откуда школьники знали: мать КолиПикалина убила в порыве ревности своего мужа, а потом выбросилась из окна, папаЛарисы Губиной в белой горячке задушил жену и нынче отбывает срок на зоне, уЛены Петкиной родители шизофреники. Вот только о Шульгиной не ходило никакихслухов…

Ирина замолчала и уставилась в окно.

– Но почему ты решила, что Мадлен твоясестра? – изумилась я.

Шульгина схватила висевший на стуле платок изакуталась в него.

– На улице тепло, а дома зябко…Понимаешь, с той самой детдомовской поры целью моей жизни стало отыскатьисчезнувшую Нину. Пыталась ее вспомнить, все-таки я старше сестры на нескольколет, но никаких четких картин не возникало. Смутно, как в тумане, виделакомнату – огромную, с массивной мебелью. Стол такой высокий, что страшно,кресла, как горы, громадные. А еще постоянно натыкаюсь мысленным взором наптицу, странную такую, с головой женщины. Вроде, это картина, но почему-то неразноцветная, а желто-белая. И только подумаю про птичку, сразу слышу голос –мужской, низкий, но не бас, скорей баритон, – который очень громко читаетстихи: «У нашей Нюши два глаза и уши. Закрой глазок, откройся роток, вложи внего пирожок, поднимается хвосток, дерни за перо, не улетит оно, приоткроетсядверь, ты туда смотреть не смей, просто заходи и у чудища проси: „Отдай скорей,ничего не жалей“».

– Мне отец тоже на ночь иногда стихичитал, – вздохнула я, – и многие из них до сих пор наизусть помню.Про маленьких феечек, которые сидели на скамеечке, про Шалтая-Болтая икоролевскую конницу. Столько всего позабыла, а совершенно ненужные стихиостались в голове навсегда. Недаром говорят, что детские воспоминания очень крепкие.

Ирина грустно глянула на меня.

– У меня практически нет воспоминаний.

– А стихи?

Шульгина пожала плечами.

– Уж и не знаю, откуда их взяла. Приятнодумать, что имелся у меня папа, который читал маленькой дочери книги. Самоеинтересное, едва кто-нибудь произнесет имя «Нюша», как во мне словно магнитофоноживает. В «Лам» работает Анна, она с Мишей тебя вчера для Калистратовойодевала. – Так вот, когда она на работу пришла, представилась Нюшей. Ну ипошло, поехало, я чуть ума не лишилась. Крикнет кто из наших: «Нюша, готовь„вешалку“, клиент едет», – а у меня моментально в голове бубнить начинает:«У нашей Нюши два глаза и уши…» Закончилось дело тем, что собрала веськоллектив и прочитала лекцию о поведении на службе. Категорически запретила всякиепрозвища и ласковые уменьшения имен: Нюша, Шура… Только, Анна и Александр! Мол,работаете в престижном месте – соблюдайте приличия.

– Хорошо быть начальницей!

– Иногда очень, – согласилась Ирина.

– Как же ты нашла сестру?

Шульгина тяжело вздохнула.

– Долго рассказывать. Удалось, конечно,не сразу, потом зацепила ниточку и потянула. В конце концов узнала: Нинуудочерили некие Гостевы, дали ей имя Мадлен. Сам процесс поисков тебенеинтересен. Любопытно иное: узнала, что Мадлен, как и я, плавает в мире фэшн-бизнеса,только карьера у нее не столь удачно складывается, она просто продавец в бутике«Крис». Я ей предложила к нам перейти, с повышением. Ясное дело, Мадлен срадостью согласилась. Только людям свойственна неблагодарность – Мадленосмотрелась, пообвыклась, поняла: мое место более сладкое – и начала войну.

– Гостева, значит, так и не знает ородстве? – еще раз уточнила я.

– Нет, – тихо ответила Ира.

– Как же ты ей сделала предложение оработе?

Шульгина пожала плечами.

– Просто – мы столкнулись на фэшн-неделе.Вернее, я, конечно, подготовила встречу, но у Мадлен создалось впечатление, чтоона случайная. Поговорили немного, и я спросила: «Не хочешь в „Лам“ старшейперейти?» Ничего особенного, многие таким образом карьеру сделали, поройслучайная беседа меняет судьбу кардинальным образом.

– Но почему ты не открылась Мадлен?