«Ресторан „Роза ветров“», прочёл Фандорин.

— Ресторан «Роза ветров», — сказали втрубке. — Слушаю-с?

— Милейший, подзовите-ка мне господина Мирошниченко, онсидит за столиком у окна, один, — попросил «Сен-Санс» мужским голосом.

— Сию минуту-с.

Долгое, на несколько минут, молчание. Потом на ресторанномконце спокойный баритон спросил:

— Это вы?

— Как условились. Готовы?

— Да. Будем в час ночи.

— Там много. Без малого тысяча ящиков, —предупредил пансион.

Фандорин стиснул трубку так, что побелели пальцы. Оружие!Транспорт с японским оружием, не иначе!

— Людей достаточно, — уверенно сказал ресторан.

— Как будете переправлять? По воде?

— Разумеется. Иначе на что бы мне понадобился склад нареке?

— Говорите, где склад.

В этот миг на столе перед Лисицким замигал лампочкамиаппарат.

— Это экстраординарный, — шепнул офицер, схвативрожок и крутанув рычаг. — Эраст Петрович, вас. Срочно. По-моему, вашслуга.

— Слушайте! — кивнул Фандорин в сторону трубки ивзял рожок. — Да?

— Господин, вы велели сообщить, если будетинтересно, — сказал Маса по-японски. — Тут очень интересно,приезжайте.

Пояснять ничего не стал — видимо, в электротеатре было многопублики.

Между тем разговор между «Розой ветров» и «Сен-Сансом»завершился.

— Ну что, назвал м-место? — нетерпеливо повернулсяинженер к Лисицкому. Тот сокрушённо развёл руками:

— Очевидно, в те две секунды, когда вы отложили трубку,а я ещё не взял… Я слышал только, как этот, из ресторана, сказал: «Да-да,знаю». Какие будут приказания? Послать в «Розу ветров» и «Сен-Санс» наряды?

— Не нужно. В ресторане вы никого уже не застанете. Апансионом я займусь сам.

* * *

Летя в экипаже вдоль ночных бульваров, Фандорин думал острашной опасности, нависшей над древним городом — нет, над всем тысячелетнимгосударством. Чёрные толпы, вооружённые японскими (или какими там) винтовками,стянут переулки удавкой баррикад. С окраин к центру поползёт бесформенноекровавое пятно. Начнётся затяжная, лютая резня, в которой победителей не будет,лишь мертвецы и проигравшие.

Главный враг всей жизни Эраста Петровича, бессмысленный идикий Хаос пялился на инженера бельмастыми глазами тёмных окон, скалился гнилойпастью подворотен. Разумная, цивилизованная жизнь сжалась в ломкую проволочкуфонарей, беззащитно мерцающих вдоль тротуара.

Маса поджидал возле решётки.

— Я не знаю, что происходит, — быстро заговорилон, ведя Фандорина вдоль пруда. — Смотрите сами. Плохой человек Мырников ис ним ещё пятеро прокрались в дом вон через то крыльцо. Это было… двенадцатьминут назад. — Он с удовольствием взглянул на золотые часы, в своё времяподаренные ему Эрастом Петровичем к 50-летию микадо. — Я тут же вампозвонил.

— Ах, как скверно! — с тоской воскликнулинженер. — Этот шакал разнюхал и опять всё испортил!

Камердинер философски заметил:

— Все равно теперь ничего не поделаешь. Давайтесмотреть, что будет дальше.

И они стали смотреть.

Слева и справа от входа было по окну. Свет в них не горел.

— Странно, — прошептал Эраст Петрович. — Чтоони там делают во мраке? Ни выстрелов, ни криков…

И в ту же секунду крик раздался — негромкий, но полныйтакого звериного ужаса, что Фандорин и его слуга, не сговариваясь, выскочили изсвоего укрытия и побежали к дому.

На крыльцо выполз человек, проворно перебирая локтями иколенками.

— Банзай! Банзай! — вопил он без остановки.

— Пойдём! — оглянулся инженер на остановившегосяМасу. — Что же ты?

Слуга стоял, скрестив руки на груди, немое воплощение обиды.

— Вы обманули меня, господин. Этот человек японец.

Уговаривать его было некогда. Да и совестно.

— Он не японец, — сказал Фандорин. — Но тыправ: тебе лучше уйти. Нейтралитет так нейтралитет.

Инженер вздохнул и двинулся дальше. Камердинер тоже вздохнули побрёл прочь.

Из-за угла пансиона один за другим вылетели три тени — людив одинаковых пальто и котелках.

— Евстратий Павлович! — галдели они, подхвативползущего и ставя его на ноги. — Что с вами?

Тот выл, рвался из рук.

— Я Фандорин, — сказал Эраст Петрович,приблизившись.

Филёры переглянулись, но ничего не сказали — очевидно, вдальнейших представлениях нужды не было.

— Мозга с мозги съехала, — вздохнул один, постаршеостальных. — Евстратий Павлович давно не в себе, наши примечали. А тутсовсем с резьбы сошёл…

— Японский бог… Банзай… Изыди, бес… — всё дёргалсяприпадочный.

Чтоб не мешал, Фандорин сжал ему артерию, и надворныйсоветник успокоился. Опустил голову, всхрапнул, повис на руках у своихпомощников.

— Пусть полежит, ничего с ним не случится. Ну-ка, замной! — приказал инженер.

Быстро прошёлся по комнатам, всюду зажигая электричество.

В квартире было пусто, безжизненно. Лишь в спальне билась итрепетала занавеска на распахнутом окне.

Фандорин кинулся к подоконнику. Снаружи был двор, за нимпустырь, сумрачные силуэты домов.

— Ушёл! Почему никого не поставили под окном? Этонепохоже на Мыльникова!

— Да стоял я, вон там, — принялся оправдыватьсяодин из филёров. — Как услышал, что Евстратьпалыч кричит, — побежал.Думал, выручать надо…

— Где наши-то? — изумлённо вертел головойстарший. — Мандрыкин, Лепиньш, Саплюкин, Кутько и этот, как его, ушастый.Вдогонку что ль припустили, в окно? Так свистели бы…

Эраст Петрович приступил к более внимательному осмотруквартиры. В комнате, что находилась слева от прихожей, обнаружил на ковренесколько капель крови. Потрогал — свежая.

Повёл взглядом вокруг, уверенно направился к серванту,распахнул приоткрытую дверцу.

Там, зажатый в столярных тисках, торчал небольшой арбалет.Разряженный.