— Отлично! Крошкин, вон в той стороне, за Постылымозером, станция Кожухово. Берите извозчика, и скорей туда. На станции долженбыть телефон. Звоните подполковнику Данилову, номер 77-235. Не будетподполковника — говорите с дежурным офицером. Обрисуете с-ситуацию. Пустьсажает на дрезины караул, дежурных — всех, кого сможет собрать. И сюда. Всё,бегите. Только револьвер отдайте. И запас патронов, если есть. Вам ни к чему, анам может п-приподиться.

Филёр сломя голову бросился назад к пролётке.

— Ну-ка, Смуров, подберёмся ближе. Вон превосходныйштабель из рельсов.

* * *

Пока Дрозд прикуривал, Рыбников взглянул на часы.

— Без четверти три. Скоро рассвет.

— Ничего, успеем. Основную часть погрузили, —кивнул эсэр на большую баржу. — Осталась только сормовская. Ерунда, пятаячасть груза. Поживей, товарищи, поживей! — подбодрил он грузчиков.

Товарищи-то товарищи, но сам ящиков не таскаешь, мимоходомподумал Василий Александрович, прикидывая, когда лучше завести разговор оглавном — о сроках восстания.

Дрозд не спеша двинулся в сторону склада. Рыбников за ним.

— А московскую когда? — спросил он про главнуюбаржу.

— Завтра речники перегонят в Фили. Оттуда ещёкуда-нибудь. Так и будем перемещать с места на место, чтоб глаза не мозолила.Ну, а маленькая прямо сейчас пойдёт в Сормово, вниз по Москве-реке, потом поОке.

Ящиков на складе уже почти не осталось, лишь плоские коробкис проводами и дистанционными механизмами.

— Как по-вашему «мерси»? — ухмыльнулся Дрозд.

— Аригато.

— Ну, стало быть, пролетарское аригато вам, господинсамурай. Вы своё дело сделали, теперь обойдёмся без вас.

Рыбников веско заговорил о самом важном:

— Итак. Забастовка должна начаться не позднее, чемчерез три недели. Восстание — самое позднее через полтора месяца…

— Не командуйте, маршал Ояма. Как-нибудь без вассообразим, — перебил эсэр. — По вашим нотам играть не станем. Думаю,ударим осенью. — Он осклабился. — До тех пор пощипите с Николашки ещёпуха-перьев. Пускай он перед народом совсем голеньким предстанет. Вот тогда ивмажем.

Василий Александрович ответил на улыбку улыбкой. Дрозд дажене догадывался, что в эту секунду его жизнь, как и жизнь его восьми товарищей,висела на волоске.

— Право, нехорошо. Мы же договорились, —укоризненно развёл руками Рыбников.

Глаза революционного вождя вспыхнули озорными искорками.

— Держать слово, данное представителюимпериалистической державы, — буржуазный предрассудок. — Попыхтелтрубкой. — А как по-вашему будет «покеда»?

Подошедший рабочий вскинул на спину последнюю коробку иудивился:

— Чего-то больно лёгок. Не пустой ли?

Поставил обратно на землю.

— Нет, — объяснил Василий Александрович, открываякрышку. — Это набор проводов для разных нужд. Вот этот бикфордов, этоткамуфляжный, а этот, в резиновой оболочке, для подводного минирования.

Дрозд заинтересовался. Вынул ярко-красный моток, рассмотрел.Подцепил двумя пальцами металлический сердечник — тот легко вылез изводонепроницаемого покрытия.

— Ловко придумано. Подводное минирование? Может,грохнем царскую яхту? Есть у меня там в команде свой человечек, отчаяннаяголова… Надо будет подумать.

Грузчик поднял коробку, побежал на пристань.

Тем временем Рыбников принял решение.

— Что ж, осенью так осенью. Лучше поздно, чемникогда, — сказал он. — А забастовку через три недели. Мы на васнадеемся.

— Что вам ещё остаётся? — бросил Дрозд черезплечо. — Всё, самурай, мы расстаёмся. Катитесь к вашей японской матери.

— Я сирота, — улыбнулся одними губами ВасилийАлександрович и снова подумал, как хорошо было бы переломить этому человеку шею— чтоб посмотреть, как перед смертью выпучатся и остекленеют его глаза.

В этот миг тишина кончилась.

* * *

— Господин инженер, похоже, всё. Закончили, —шепнул Смуров.

Фандорин и сам видел, что погрузка завершена. Баржа оселачуть не до самой ватерлинии. Была она хоть и небольшая, но, похоже,вместительная — шутка ли, принять на борт тысячу ящиков с оружием.

Вот по трапу поднялась последняя фигура — судя по походке, ссовсем не тяжёлой ношей, и на барже одна за другой загорелись семь, нет, восемьцигарок.

— Пошабашили. Сейчас покурят и уплывут, — дышал вухо филёр.

Крошкин побежал за подмогой без четверти три, прикидывалинженер. Предположим, в три он добрался до телефона. Минут пять, а то и десятьу него уйдёт на то, чтоб втолковать Данилову или дежурному офицеру, в чем дело.Эх, надо было послать Смурова — он поречистей. Положим, в десять, нет впятнадцать минут четвёртого поднимут караул. Прежде половины четвёртого нетронутся. А ехать от Каланчевки до Кожуховского моста на дрезине не менееполучаса. Раньше четырех жандармов ждать нечего. А сейчас три двадцать пять…

— Доставайте оружие, — приказал Фандорин, беря влевую руку свой «браунинг», в правую крошкинский «наган». — На три-четырепалите в сторону баржи.

— Зачем? — всполошился Смуров. — Их вонсколько! Куда они с реки денутся? Придёт подмога — берегом догоним!

— Откуда вы знаете, что они не отгонят баржу за город,где безлюдно, да не перегрузят оружие на подводы, пока не рассвело? Нет, ихнадо з-задержать. У вас сколько патронов?

— Семь в барабане, да семь запасных, и всё. Мы жефилёры, а не башибузуки какие…

— У К-Крошкина тоже четырнадцать. У меня только семь,запасной обоймы не ношу. Я, увы, тоже не янычар. Тридцать пять выстрелов — дляполучаса маловато. Ну, да делать нечего. Действуем так. Первый барабанвысаживаете подряд, чтоб произвести впечатление. Но потом каждую пулюрасчётливо, со смыслом.

— Далековато, — прикинул Смуров. — Их бортнаполовину прикрывает. По поясной фигуре с такой дали и днём-то попастьнепросто.

— Вы в людей-то не цельте, все-таки соотечественники.Стреляйте так, чтоб никто с баржи на буксир не перелез. Ну, три-четыре!

Эраст Петрович поднял свой пистолет кверху (все равно отнего, короткоствольного, на таком расстоянии проку было мало) и семь раз подряднажал на спуск.

* * *