Дженнифер проговорила что-то, заставившее Годфри, Лайонела иЮстаса разразиться смехом, а Ройс, случайно глянув налево, где сидел Арик, судивлением заметил, что тот остался единственным за столом представителеммужского пола, не поддавшимся чарам Дженни. Уперевшись ногами в пол так, чтостул откинулся на задних ножках, Арик, прищурившись, следил за нейподозрительным взглядом, скрестив на груди огромные руки пренебрежительнымжестом, явно демонстрирующим, что. ей не одурачить его нарочитой любезностью ини на миг не заставить проникнуться к ней доверием.

В течение последнего часа Ройс охотно прощал ее, пользуясьвозможностью насладиться ее обществом и в предвкушении дальнейшего. Но теперьпредвкушения более его не занимали.

— Ройс, — чистосердечно смеясь, окликнул Годфри, — ну незабавную ли историю поведала нам только что леди Дженнифер?

— Весьма, — подтвердил Ройс, поднялся с излишней резкостью,решив положить конец светским развлечениям, но потом избрал более мягкийспособ, бросив Годфри взгляд, красноречиво объявивший, что ужин окончен.

Чересчур поглощенная собственными тревогами, чтобы заметитьтайный обмен взглядами, Дженни обернулась к Ройсу с ярчайшей улыбкой, влихорадочной спешке подыскивая новую тему, способную удержать присутствующих застолом. Но прежде чем. успела заговорить, раздался внезапный грохот тяжелообутых ног, рыцари встали, торопливо желая ей доброй ночи, и немедленноразошлись по креслам поближе к огню.

— Не кажется ли вам это несколько странным? Я имею в виду ихвнезапный уход.

— Мне кажется гораздо более странным, что они засиделись такдолго.

— Почему?

— Потому что я велел им уйти. — Он тоже встал, и момент,которого Дженни смертельно боялась весь день, наступил. Это читалось в егорешительных серебряных глазах, когда он протянул руку, недвусмысленно даваяпонять, что она должна подняться. Она попыталась встать, колени ее задрожали;она неохотно подала ему руку, тут же отдернула и воскликнула:

— Я… я не слыхала, чтоб вы им велели уйти!

— Я проделал это совсем незаметно, Дженнифер. Наверху оностановился перед покоями, следующими за ее спальней, и махнул в сторонуоткрытой двери, посылая Дженни вперед.

В отличие от небольшой спартанской комнатки Дженниапартаменты, в которые она вступала, были просторными и сравнительнороскошными. Кроме огромной четырехспальной кровати, здесь стояли четыре удобныхкресла и несколько тяжелых сундуков, окованных фигурною медью. На стенах виселидрапировки, перед заслоненным экраном камином, где пылал огонь, согревая иосвещая покои, лежал даже толстый ковер. Лунный свет лился в окно напротивкровати, а рядом была дверца, ведущая, кажется, на небольшой, огороженныйперилами балкончик.

Она услышала, как позади звякнул задвигаемый на дверяхзасов, и сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Стремясь отыскать хотькакой-нибудь способ оттянуть то, что он собирался с ней сделать, Дженниметнулась к самому дальнему от кровати креслу, уселась и сложила руки наколенях. Утвердив на лице сверкающую вопросительную улыбку, она придумала тему,которая безусловно должна была его интересовать, и принялась сыпать вопросами.

— Я слышала, как говорили, будто бы в сражениях вас никогдане выбивали из седла, — объявила она, слегка наклоняясь вперед и изображаянеподдельное любопытство.

Вместо того чтобы расхохотаться над легендами о своихподвигах, как то делали рыцари за ужином, граф Клеймор сел напротив, закинулногу за ногу и откинулся на спинку стула, наблюдая за ней в полном молчании.

Дженни испытывала неприятное ощущение, что ему ведомо о еенадеждах на некое чудо, которое избавит от необходимости выполнять условиясделки, и что он не очень доволен ее поведением. Сделав большие глаза, онаудвоила усилия вовлечь его в разговор, весело допытываясь:

— Это правда?

— Что правда? — переспросил он с ледяным безразличием.

— Что вас никогда не выбивали из седла в сражениях?

— Нет.

— Нет?! — воскликнула она. — Тогда… м-м-м… и сколько раз этослучалось?

— Дважды.

— Дважды! — Хорошо бы, чтоб двадцать, подумала она, трясясьот страха за свой клан, представителям которого вскоре суждено встретиться сним. — Понятно… Но все равно удивительно, если учесть, в скольких сражениях выдолжны были биться за все эти годы. А в скольких сражениях вы бились?

— Я не подсчитывал, Дженнифер.

— А надо бы. Давайте я подсчитаю! Вы расскажете мне окаждом, а я буду считать. — предложила она с излишней горячностью, в то времякак напряжение ее десятикратно усилилось от его кратких ответов. — Займемсяпрямо сейчас?

— Не думаю.

Дженни судорожно перевела дыхание, видя, что время ееистекло и ни один ангел-хранитель не собирается влететь в окно и избавить ее отпревратностей судьбы.

— А как… как насчет турниров? Вас когда-нибудь выбивали изседла на турнирах?

— Я никогда не бывал на турнирах. От удивления на мигпозабыв о своих тревогах, она проговорила с живейшим интересом:

— Почему? Разве не пожелали бы многие ваши соотечественникипомериться с вами искусством? Разве они не вызывали вас на поединок?

— Вызывали.

— И вы не приняли вызов?

— Я сражаюсь в боях, а не на турнирах. Турнир — это игра.

— Да, но ведь… э-э-э… а вдруг люди подумают, что вы, можетбыть, отказываетесь из трусости? Или что вы… может быть… не такой уж искусныйрыцарь, каким вас рисует молва?

— Может быть. А теперь я задам вам вопрос, — вкрадчивоперебил он. — Может быть, ваш неожиданный интерес к моим победам в сражениях ик рыцарской репутации имеет какое-то отношение к нашей сделке и нацелен на то,чтобы позволить вам от чего-нибудь уклониться?

Вместо того чтоб солгать, как ожидал Ройс, она удивила его,сообщив слабым, беспомощным шепотком:

— Я боюсь. Боюсь, как не боялась никогда в жизни.Неожиданная вспышка раздражения из-за предпринятых на протяжении последнихминут попыток дурачить его разом испарилась, когда он увидел ее, съежившуюся вкресле, и понял, что требует от перепуганного, невинного создания встретить то,что должно произойти между ними, так, как это делали опытнейшие придворныекуртизанки, с которыми он спал.

Смягчившись, он встал и протянул к ней руки:

— Подите сюда, Дженнифер.

Дженни поднялась и поплелась, еле переступая дрожащиминогами, пытаясь унять смятение и уговаривая себя, что она совершит сейчас негрех и не предательство; что в действительности, жертвуя собой ради спасениясестры, она совершит сейчас нечто благородное и даже доблестное; что внекотором роде поступит, как Жанна д'Арк, принимающая мученичество.