Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я умею писать и читать! Я не какой-нибудь безграмотный крестьянин! – возмущенно выдохнул Иуда и размашисто начертал на пергаменте: «Иуда из Кириафа».
Одноглазый служитель проводил его к выходу из дворца и запер за ним потайную дверь.
Иуда пошел к постоялому двору, где остановился. Холщовый мешочек, полученный во дворце первосвященника, он спрятал под одеждой, на груди. И ему отчего-то казалось, что в мешочке не полновесные тетрадрахмы, а раскаленные угли. Монеты жгли его через плотную холстину…
Внезапно ему показалось, что позади него раздаются чьи-то шаги. Он подумал, что его преследует грабитель, и прибавил шагу, однако шаги не отставали.
Тут навстречу ему попался полуманипул римских солдат, обходивших ночной город. Центурион остановил Иуду и спросил, куда он идет в столь поздний час.
Иуда назвал свое имя и сказал, что был во дворце первосвященника.
– Что делал ты там в такое время?
– Я принес первосвященнику важные вести.
– Коли так, возвращайся с миром. Нам нет дела до забот первосвященника.
Римляне пошли дальше, обходя ночной город. Иуда же продолжил свой путь и вскоре услышал верблюжий рев и собачий лай, а затем увидел постоялый двор.
Он прошел в отведенный ему угол, но прежде, чем лечь спать, тихонько развязал холщовый мешочек и пересчитал свою награду.
Там было тридцать серебряных тетрадрахм…
На эти деньги можно было купить дорогой подарок для Марии – сирийское ожерелье с яркими, лучистыми самоцветами или золотые ножные браслеты из Аравии со звонкими колокольчиками, которые так нежно звенят при ходьбе… Только примет ли Мария этот подарок? Она сейчас думает и говорит только о своем новом дружке, об этом бледном проповеднике из Назарета…
Тут Иуда вспомнил, что только что донес на Иисуса, а стало быть, его скоро схватят и бросят в сырые подвалы дворца первосвященника. Но странно – при этой мысли он ощутил не радость, а мучительную тянущую тоску, напоминающую зубную боль. Тогда он достал одну монету, чтобы полюбоваться на нее. Лицезрение денег всегда согревало его душу.
Иуда взглянул на монету с одной стороны, откуда под сенью римского орла хмуро взирал тетрарх Иудеи и Пиреи Ирод Антипа, потом – с другой, где было изображено странное дерево со склоненными к земле ветвями… И при виде этого дерева тоска в сердце Иуды стала еще тяжелее, еще мучительнее.
Ему показалось вдруг, что дерево не отчеканено на серебряной монете, что оно растет на скудной, выжженной безжалостным солнцем земле, по которой он, Иуда, идет, спотыкаясь и волоча ноги, как будто к ним прикованы тяжелые ядра. Идет к этому дереву, а дерево тянется своими ветвями к нему, Иуде, как будто хочет обхватить его ветвями, как костлявыми руками мертвеца, обхватить и задушить…
Утром муж встал пораньше и отбыл на работу, отмахнувшись от плотного завтрака, предложенного Надеждой. Некогда, дескать, и от волнения кусок в горло не лезет.
Надежде с утра есть тоже не хотелось. Сидя с чашкой кофе, она раздумывала о том, что ее мучает совесть. Не то чтобы сильно, но все же неприятно.
А все дело было в Алене Куницыной. Вспомнив вчерашнюю сцену в машине, то, с какой злобой смотрел на нее Спиридонов и что бы он с ними сделал, если бы не подоспели Вера Павловна и Валечка (дай Бог обеим всяческого здоровья и благополучия), Надежда поняла, что Алена небось так просто не отделалась. Поэтому, снова воспользовавшись своей замечательной базой данных, Надежда выяснила ее адрес и телефон.
Оказалось, что жила эта Алена недалеко. Но как ехать наудачу? Надежда Николаевна представила, что скажет ей Алена по телефону, и поежилась. С другой стороны, нечего было хитрить и убегать, тогда бы Мария и ключи не перепутала.
Телефон очень долго не отвечал, так что Надежда уже хотела бросить эту безнадежную затею, когда наконец в трубке послышался хриплый старушечий голос:
– Слуш-шаю…
– Ой, извините, – пробормотала Надежда Николаевна, – я, наверное, номером ошиблась. Мне вообще-то Алена Куницына нужна…
– Ты еще смееш-шь мне звонить? – прошамкала Алена. А судя по всему, это была именно она.
– Да что с тобой случилось-то? – спросила Надежда, впрочем примерно уже представляя, что произошло.
Вместо ответа она услышала короткие гудки.
Ничуть не расстроившись, Надежда Николаевна решила ехать к Алене домой. Судя по голосу, она в таком разобранном виде, что никуда из квартиры не денется.
Надежда быстро собралась, прихватила оба ключа и пакет нетронутого овсяного печенья, чтобы умаслить Алену.
До нужного адреса она доехала очень быстро. Дом был самый обычный – без ограды, без охраны и даже без консьержки. Имелся, конечно, домофон, но Надежда проскочила в подъезд вместе с мальчиком с собакой.
В квартиру она звонила долго и упорно, пока за дверью не послышались медленные шаркающие шаги и тот же старушечий голос не спросил:
– Кто там?
– Курьерская доставка! – крикнула Надежда наугад и не ошиблась.
И то верно, Алена из дома выйти не может, а есть-пить надо? Голод не тетка, пирожка не поднесет.
Дверь открылась, на пороге стояла весьма примечательная личность, одетая в длинное не то платье, не то рубаху вроде тех, в которых ходят кочевники Сахары или католические пилигримы, ноги были босые. По этим самым босым ногам с дорогим педикюром Надежда поняла, что перед ней все же молодая женщина, а не личность без возраста. Потому что по лицу узнать Алену было невозможно. Да и по скорченной фигуре тоже. Начать с того, что под левым глазом у нее красовался огромный густо-фиолетовый синяк. Голову Алена держала как-то набок, влево, а челюсть, наоборот, была сдвинута немного вправо. Да еще вся нижняя часть лица здорово распухла.
Алена довольно долго пялилась на Надежду, а когда наконец поняла, кто перед ней, сделала слабую попытку захлопнуть дверь. Не тут-то было. Надежда Николаевна успела подставить ногу и что было сил толкнула дверь от себя. Алена сдалась быстро, сегодня она была не боец, так что Надежда после короткой борьбы просочилась в прихожую и закрыла за собой дверь.
– Чего тебе? – прошамкала Алена.
– Поговорить… – примирительно сказала Надежда. – Только поговорим, и я уйду…
– Поговорили уже… – Алена развернулась и отправилась на кухню.
На кухне был относительный порядок. Опытным глазом Надежда сразу определила, что разбитая чашка, разлитый кофе и провисшие занавески появились буквально со вчерашнего дня, когда у Алены случились все эти неприятности.
Алена оперлась о подоконник и медленно опустилась на стул, но при этом поморщилась и закусила губу. Судя по всему, каждое движение причиняло ей боль.
– Это он тебя так? –