Впрочем, кругом было не так уж и темно. Ночь стояла хотя ибезлунная, но до того ясная и прозрачная, словно поверженный Змей навсегдауволок с неба все тучи. В такую ночь никогда не бывает совершенно темно, дажесамой глухой осенью, а весной и подавно. Отблеск множества звёзд ткётпрозрачную серебряную паутину и, ничего вроде бы не освещая, всё-таки не даётсомкнуть челюсти мраку, позволяя различить сперва макушки деревьев по сторонам,а потом и тропу под ногами…

Коренга привычно нашёл взглядом несколько знакомых созвездийи поздоровался с ними как с добрыми друзьями. Он знал, конечно, что в самыхразных краях людям светит одно и то же солнце, а по ночам – одни и те жезвёзды. Но ничего с собой поделать не мог: уехать из дому за тридевять земельи, задрав голову, увидеть над собой совершенно домашние звёзды… ну, может, чутьиначе развёрнутые в небесах… – это ли не чудо Богов?

«У меня всё хорошо, мама. Я всё-таки приехал страну Нарлак.Я даже увернулся от Змея, который хотел меня съесть, и скоро попаду в Фойрег,как собирался…»

Звёзды ласкали его лицо, он некоторым образом чувствовал,что весточка домой будет ими передана. Хотя на самом деле мать с отцом зналинаверняка только то, что их сын был ещё жив…

После этого Коренга нашарил глазами Тикиру и её деда.

Нетрудно было понять, из-за чего плакала отчаянная ибесстрашная девка. И старик больше не пенял ей за то, что пошла против еговоли. Он гладил прижавшуюся к нему Тикиру по голове, хотя что он мог для неёсделать? Разве что вот так пригреть, приголубить – а после отвлечь от ранящихмыслей, коли всё равно невмоготу спать. И точно, старик сказал что-то на языке,которого Коренга не понимал, но слова его можно было истолковать лишь как«ладно, внучка, давай делом займёмся». Тикира послушно кивнула, высморкалась –и скоро в десятке шагов от Коренги потихоньку затеплился светильничек.Маленький, прозрачный, небьющийся и не проливающий масло, из тех, чторазвозились по всей земле удалыми купцами из стекловарных мастерских Галирада.Коренге его свет показался ослепительным, он чуть не юркнул обратно под щиттележки – увидят, решат ещё, будто он соглядатайствовать взялся! – нокрохотное пламя тут же прикрыли колпачком, чтобы не било в глаза да и несмотрели дед с внучкой на Коренгу.

Перед Тикарамом уже стоял его кожаный короб, тот самый,неподъёмный, который Коренга ещё не хотел брать в лодочку, боясь опрокинуться вводовороте. При виде его у молодого венна сразу заболели синяки на ногах.Угловатая сума так и ехала с ними, и Коренга не видел, чтобы они её раскрывали.Значит, не съестной припас там сохранялся и не одежда: что же за груз,стоивший, чтобы биться за него насмерть, как девка тогда на крыше развалины?..Теперь Тикарам распутывал завязки, и Коренга сообразил, что сейчас увидитстариково сокровище. Ему стало стыдно собственного любопытства, ведь, что бы ниоказало себя в чужом пестере, его, Коренги, это никоим образом не касалось.Однако отвести глаз, как, может быть, подобало, он не смог.

«А что? Я же никакой корысти не замышляю…»

В это время узловатые старческие пальцы наконец совладали стесёмками, кожаное горло раздвинулось, и Коренга увидел, ЧТО сохранялось вдрагоценной суме.

Там лежали книги.

Плотно притиснутые одна к другой, словно грибы в кадушке подгнётом.

Сразу всё стало понятно. И несусветная тяжесть пестеря, и таценность, за которую так отчаянно воевала храбрая Коза. Коренга успел про себязачислить Тикарама в книготорговцы и подивиться тому, как не боялся беспомощныйстарец путешествовать с таким многоценным товаром. Ещё он успел задатьсявопросом, а не даст ли, покуда покупателей нет и не предвидится, ему Тикарамполистать какую-нибудь премудрую книгу – и тут же усовестился, ведь он даже ниразу ещё не удосужился открыть «Праведное звездословие», за которое страшныеденьги отвалил в Галираде…

Но тотчас же все эти мысли разлетелись, точно вспугнутыеворобьи, и были мигом забыты.

Потому что Тикира отстегнула от пестеря боковую зепь и,порывшись в ней, стала воздвигать рядом со светильничком не вполне понятнуюснасть. Лопавшийся от любопытства Коренга различил два поворотных круга,поставленную торчком металлическую дугу и несколько маленьких стеклянных зерцал– тех, что делали неразличимое внятным для глаза. Он видел такие усольвеннского купца, приехавшего за речным жемчугом. Купец был добрым человекоми позволил увечному пареньку вдосталь повозиться с выпуклыми гладкими стёклами.Имея подобные зерцала, легко удавалось вытаскивать из пальцев занозы, а напауков и муравьев лучше было вообще не смотреть – чего доброго, ещё ночьюприснятся. Коренга потом пробовал вытаивать такие зерцала из чистого речногольда, и у него получилось, хотя и не вполне… Но не занозами же посреди ночисобирались заниматься внучка и дед? И уж подавно не насекомыми, ещё спавшими влетошних[44] скрученных листьях, в складках коры?..

Снасть опиралась тремя расставленными лапками на камень,кстати торчавший из песка рядом с облюбованным ими местом для ночлега (или онинарочно устроились подле него?). Девка довольно долго возилась, устраивая этилапки, что-то сноровисто подкручивала и поправляла. Кажется, велика липремудрость поставить треножку, чтобы устойчиво держалась? Однако работаоказалась кропотливой. Тикира то и дело заглядывала во внутреннее окошечкоснасти, и, похоже, то, что она там видела, не удовлетворяло её. Она подносилапоближе светильник, досадливо встряхивала головой и опять что-то поправляла.Наконец дед сказал ей – опять на незнакомом языке, но так, что Коренга понял:

– Поспешим, дитя, время уходит.

Он, между прочим, вынул из той же зепи увесистую на виджестяную коробочку и, откинув крышку, следил за чем-то внутри. Коренга отчаяннонапрягал зрение, но видел лишь, что в коробочке на ладони старика что-тодвигалось, жило, мелькало.

– Готово, дедушка, – почти сразу отозваласьТикира.

Старик поднялся, с видимым усилием расправляя негнувшиесясуставы. Похоже, он ещё не вполне отошёл от выпавшего ему испытания. Однакожелание превозмогло телесную немочь. Тикарам склонился над поблёскивавшейснастью и начал осторожно поворачивать два ребристых колесика, Тикира жеуселась подле светильничка и, вытащив из сумы самую верхнюю книгу, раскрыла её посередине.Коренга затаил дыхание, полагая, что девка сейчас примется читать вслух нечтонеобходимое для удивительного снаряда, но опять просчитался. Тикира откупорилапродолговатую коробочку, извлекла перо и маленькую склянку чернил иприготовилась… писать!

Молодой венн впал в окончательное ошеломление, сообразивнаконец, что сподобился подсмотреть нечто поистине чудесное. Эти двое хотелиувидеть что-то внутри своей снасти и сотворить запись в книге. И её, эту книгу,потом смогут прочитать все, одолевшие грамоту. В том числе даже и он, Коренга!

Между тем старик обозрел звёздное небо, вновь припал глазомк зерцалу, потом к другому и третьему… Когда он обратился к Тикире, взмахомруки приказывая девчонке писать, Коренга жгуче пожалел о том, что с грехом пополамразумел только по-аррантски да ещё немного – по-сегвански и по-вельхски.Сколько же было на свете премудрости, которую он по лености своей не постиг! Ичем, спрашивается, занимался?.. Летучих птиц мастерил?..