Эория соскакивала с последнего валуна, когда Коренга услышалхохот Ерша.

– Эй, девка! Ты его как, и в постель к себе на рукахносишь?

Эория, не отвечая, усадила Коренгу на тёплый от солнцакамень под тальниковым кустом и проследила, чтобы ему было на что оперетьсяспиной. Он заметил, что она даже не запыхалась.

– Заморыш слаще добрых молодцев показался! –выкрикнул Ёрш. – А и не надобны ноги, когда всё в корень ушло!

Перекат стоял рядом с товарищем и скалил зубы на егоглумливые шутки, только щека плясала так, что улыбка получалась дёрганая идурная. Коренга обратился к нему и сказал:

– Объясни своему другу, этой зазубрине на честисегванского рода, что госпожа пребывает под моим покровительством и защитой. Апотому пусть он лучше рот-то закроет, пока я его совсем ему не зашил.

Ёрш сразу перестал хохотать.

– Ты? – спросил он затем, словно вообще впервыезаметив существование Коренги. – Ты, колченогий, мне что-то вроде сулишь?

Перекат тоже оставил улыбаться, но медленнее. Коренгаподумал о том, что вовсе ещё ни разу не слыхал его голоса и что если Перекатвдруг заговорит, так, скорее всего, заикаясь, и заиканием этим его небосьнаградил Змей, отчего он и помалкивает – ещё не привык. Коренга сказал ему:

– Передай, что охочие марать чужую честь обычно неждут, что их за язык схватят.

Сорвав ветку толщиной в палец, он принялся обдирать её откоры. Упругая талинка стразу поняла, что за нужда в ней явилась у Кокориногосына, и легла ему в руку так, словно тут ей и было самое место.

– Я смотрю, – сказал Ёрш, – ноги тебе добрыелюди уже обломали, да не всё отшибли, что следовало бы.

Коренга не остался в долгу.

– Скажите ему, что из ершей у нас уху варят, да и товыкидывают потом.

– Вот так, значит… Ну, щенок, пеняй на себя.

И сегван со зловещей неспешностью пошёл к нему, уже берясьлевой рукой за меч в ножнах. Нет, он не собирался его обнажать, больно многопочёта хилому, обнажённый клинок – это для настоящего дела, а тут достанет иножен. Ими тоже руки и ноги можно переломать. А то голову и хребет разбитьнасмерть, если пощады вовремя не запросит…

Коренга посмотрел, как приближался Ёрш, и поднял взгляд наЭорию.

– Госпожа, – сказал он, – я тебе не жених ине брат. Дай мне кольцо с твоей руки, подарок отца, чтобы это он через меня егопоразил.

Их глаза встретились. Сегванка смотрела на него сурово истрого. Она по-прежнему молча сняла с пальца тяжёлое серебряное кольцо ипротянула ему, и Коренга сжал его в кулаке.

Торон безмятежно чесал задней лапой за ухом, толькопозвякивала цепочка на шее. По камням зашуршали близившиеся шаги: это Шатун с«живым узорочьем» тащили через россыпь тележку Коренги. Конечно, Шатун сразупонял, что происходило.

– Эй, – начал было он, опуская нос тележки и думаявмешаться, и в это время Ёрш, которому оставался до Коренги десяток шагов,рванул пряжку и ринулся вперёд, занося ножны для удара наотмашь.

Тальниковый прут свистнул в руке Коренги, как хлыст, и тоженаотмашь. Сегван точно напоролся на что-то, не добежав и подавно не ударив.Ножны с мечом вылетели из не кончившей замаха руки, словно у Ерша появилисьвдруг дела поважней, чем этот замах. Выпучив глаза, он схватился обеими рукамиза горло и невнятно забулькал и захрипел, а потом повалился на колени. Перекатпопятился прочь.

– Кольцо подай! – резким, властным голосомприказала Эория. Она держала меч Ерша, перехваченный в полёте. – Да кадыквправь ему, недоумок!

Кому-кому, как не воительнице, было знать, чем опасен удар вкадык. Он может стать и смертельным, если вовремя не оказать помощь. И онаумела приказывать. Такому голосу люди сперва повинуются, а уж потом начинают раздумывать,с какой, собственно, стати. Перекат склонился над сбитым дружком, отодрал отшеи его руки и сделал несколько резких движений. Ёрш перестал хрипеть ипопытался встать хотя бы на четвереньки, но напуганное тело слушалось плохо.Перекат пошарил в прошлогодней жухлой траве и поднял кольцо. Когда онприсмотрелся к нему, рот у обозного охранника начал потихоньку открываться. Онбыстро посмотрел на Эорию. Её взгляд сказал ему, что он всё правильно понял.Перекат подал ей кольцо, припав на левое колено. Знаки Старшего Рода, во главекоторого ныне стоял Сквиреп Чугушегг, ещё не были забыты береговым отродьем,редко вспоминавшим о море и Островах.

Эория протянула Перекату Ершов меч, хотя вполне могла быприсвоить: что с бою взято, то свято.

– А не укоротит языка, – пообещала онанегромко, – уже против меня встанет.

Коренга снова вспомнил Ириллира и от души понадеялся, чтоэтого не произойдёт. Перекат, от которого так и не дождались ни слова, подлезпод руку Ерша и повёл его прочь. Эория подняла Коренгу и устроила его в тележке– не спеша, точно приглашая посмеяться любого, кому это покажется забавным.Никто смеяться не стал.

Коренга наполовину ждал, что очухавшийся и обозлённый Ёршближе к вечеру явится к нему с дружками, которые, вполне возможно, сыщутся унего в государевом стане, но этого не произошло.

– Благодаря твоей задиристости, венн, весь Нарлак скоробудет знать, кто я такая, – проворчала Эория. – Как бы в итоге непришлось нам с тобой удирать отсюда вместо того, чтобы брюхо у костра греть!

«Нам с тобой», – отметил про себя Коренга. Значит,сегодня он уже не был для сегванки всего лишь обузой в пути и причинойнегаданного расставания с отцом. Спасибо Змею хоть и на том. Он спросил:

– А ты разве предпочла бы, чтобы я промолчал и позволилему тебя срамословить?

Эория пожала плечами.

– Срамные слова – не дым, глаза не выедят, –сказала она. – Иногда бывает не вредно и промолчать. Он бы покричал изабыл. Чего ради лишних врагов наживать?

Коренга мгновенно вскипел и едва не брякнул ей: «Вот и незаступайся, если меня кто-то обидит!» – но тут Эория вдруг улыбнулась ипроговорила:

– Ну должна же я тебя поругать, венн, чтобы ты,храбрый, на пустом месте для драки повода не искал?

Коренга подумал о том, как редко она улыбалась. И ещё режешутила. Гораздо чаще сулилась кому-нибудь голову отвернуть. Он сказал ей:

– Я не замечал, чтобы ты скрывала кольцо. Или хотьжуком[47] внутрь его поворачивала. А мне, чтобы ты потом неругала, надо бы наперво знать, о чём можно говорить, о чём нет. Мне же ничего отебе неведомо. Вот и прозываешься ты вроде не по-сегвански, а скорейпо-аррантски, а отчего так, не говоришь.