– Погоди, а дневник? – удивился Коротков. –Дневник-то мы нашли у Шалиско.

– Ну и что? Мало ли чего мы с тобой нашли. Мы прошли вредакцию, без труда нашли комнату, где стоит стол Шалиско, и если бы не сталиего искать, нашего присутствия вообще никто не заметил бы. Я специально выясняла,комната запирается только на ночь, когда все уходят с работы. А стол, если тыпомнишь, стоит у самой двери. Заходи, клади что хочешь, бери что хочешь, никтотебе и слова не скажет, дверь целый день нараспашку, даже когда в комнатеникого нет.

– Ты хочешь сказать, что дневник подбросилСмулов? – переспросил Стасов, которому все рассказанное Настей и в самомделе стало казаться бредом.

– Я хочу сказать, что Шалиско вполне может не иметь кэтому дневнику никакого отношения. Я скажу даже больше: поскольку я человекнахальный, особенно когда у меня такой пожар, как сегодня, я уже успела с утрапозвонить Гмыре и спросить, что написано в дневнике Алины. Кое-что я дажезаписала под его диктовку. Вот такой, например, пассаж: «Все-таки Паша – наредкость милый человек. Я каждый раз порываюсь отдать ему деньги за тероскошные розы, которые он мне приносит на глазах у изумленной публики, а онкаждый раз отказывается. Мне так неудобно, что он тратится, а он хохочет. Яговорила об этом Андрюше, он со мной согласился, что нехорошо „выставлять“Павлика ради нашей затеи, ведь все это нужно мне, а не ему. Андрюша сказал, чтов следующий раз сам отдаст ему деньги за цветы, это будет прилично, и у менядуша болеть не будет». Так что же, милые мои? Выходит, Андрей Львович прекраснознал, что никакой Шалиско не безнадежно влюбленный, не преследовал он Алину, недомогался, не обрывал телефон. И нет в этом дневнике ничего такого, что моглобы заинтересовать Павла, заставить его красть этот дневник у Алины и прятать наработе. Вы посмотрите, что получается: в деле фигурируют шестеро подозреваемых– шестеро! – и все они стали подозреваемыми только потому, что нам ихподсунул сам Смулов. Вот. Я все сказала. Теперь убедите меня, что я свихнулась,и я спокойно начну работать дальше. Давайте, ребятки, громите меня.

За столом воцарилось молчание. Стасов допивал остывающийкофе и думал о том, что найти аргументы, опровергающие только что услышанное,будет непросто. Но их нужно найти обязательно, иначе… Что – иначе? Придетсясмириться с необъяснимым? Смулов не мог убить Алину Вазнис. В его положении этовсе равно что убить самого себя, загубить лучший свой фильм, прекратитьрежиссерскую деятельность. Зачем ему убивать Алину? Зачем?

– Зачем? – невольно повторил он вслух.

И Коротков откликнулся как эхо:

– Зачем? Асенька, зачем Смулову убивать Алину? Тывидишь причину?

– Нет, – покачала она головой. – Причины я невижу. Поэтому и боюсь, что все это полный бред. Остается дневник. Может быть, внем есть хоть что-нибудь, хоть намек, хоть полслова. Я поеду к Гмыре, возьмуэтот дневник и буду читать, пока не выучу наизусть. Но чует мое сердце, что этобесполезно. Если бы там было что-нибудь, изобличающее преступника, он неподбросил бы дневник Шалиско. Он же понимал, что если мы выйдем на Павла, то идневник найдем, и прочитаем, что в нем написано. Кроме того, Гмыря сказал, чтозаписи относятся к периоду с ноября 1993 по март 1995 года. Если причинаубийства возникла позже, то в дневнике об этом вообще нет ни слова и быть неможет. Одна надежда: там есть какой-нибудь нюанс, который поможет хоть что-топонять. В первую очередь, понять саму Алину, настоящую, а не ту, которую намнарисовала кисть гениального художника. Знаете, что еще я поняла из фильмовСмулова? Он нас с вами ни в грош не ставит. Он считает нас дураками.

– С чего ты взяла? – вскинул брови Стасов. –Разве это как-то проявилось?

– В жизни – нет, а в фильмах проявилось. У него всепреступления раскрываются не сыщиками, а кем-нибудь из заинтересованныхперсонажей. Супругами погибших, детьми, братьями, друзьями. Кем угодно, тольконе сыщиками и не следователями. По-видимому, он считает милиционеров недалекимии глуповатыми, и если это так, то наверняка где-то ошибся, чего-то недоглядел,полагая, что в тонкости мы все равно не вникнем. Любой человек, занимающийсятворчеством, проецируется в своих произведениях. Хочет он этого или нет, нопроецируется. Поэтому и фильмы Смулова так похожи были друг на друга. Он ихснимал про одно и то же, про то, что у него сильнее всего болело. Правда,только до «Извечного страха». Потом с ним что-то произошло. В «Сириусе»считают, что это был расцвет их любви с Алиной, ведь и Алина с того моментастала играть намного лучше. Может, следует здесь поискать?

– Вряд ли, – хмуро откликнулся Коротков. –Два года – многовато для причины убийства. Ведь все утверждают, что в последниедва года у них все стало совершенно замечательно. Что же, они притворялисьцелых два года, скрывая от всех медленно зреющий конфликт? Нет, не похоже.

– Не похоже, – согласилась Настя. – Предлагайдругое направление поисков, я на все согласна.

– Ага, как что, так сразу мне решение принимать, –возмутился Коротков. – Хитрая ты больно. Не могу я ничего придумать,огорошила ты меня, Настасья. Знаешь, что я предлагаю? Давай сделаем перерыв. Тыпоезжай к Гмыре, возьми у него дневник Алины и читай, а я сегодня займусьдругими делами. На мне еще четыре убийства висят помимо нашей кинозвезды. Междупрочим, если мы с тобой собираемся не опаздывать на работу, то нужновыдвигаться, уже четверть десятого.

– Да-да, Юрик, сейчас поедем. Ну а ты, Слава? Что тывсе молчишь? Скажи что-нибудь.

Стасов поймал себя на том, что, слушая Настю, думает оТатьяне. До чего же они похожи! Нет, конечно, они совсем разные, эта Каменскаяхудая и бледная, а Таня – полная, крупная, кровь с молоком. Каменская –оперсостав, Татьяна – следователь. Анастасия недавно вышла замуж в первый раз,а Татьяна уже дважды побывала замужем и, бог даст, скоро вступит в третий бракс ним, Стасовым. Они совсем разные, но в то же время чем-то неуловимо похожи.Может быть, своей способностью увлекаться тем, что делают. Правда, Каменскаядень и ночь думает о работе, а Татьяне ее следственные дела давно ужеосточертели, она тянет лямку только ради милицейской пенсии, а истинноеудовольствие получает от творчества, книги пишет. Как он соскучился…

– Что я могу сказать? – грустно ответил он. –Если тебе нужны аргументы «против» твоей теории, я могу попробовать их собрать.Если хочешь, я сегодня еще раз поговорю со всеми и уточню, кто былпервоисточником информации о Семенцовой и о поисках контактов с Козыревым. Ивообще, кто, что и когда слышал от Смулова об Алине Вазнис. Тогда либо твоидомыслы подтвердятся, либо нет. Больше ничего придумать не могу.

Настя ласково улыбнулась.

– Спасибо тебе.

Дневник Алины она читала целый день, запершись в своемкабинете на работе. Гмыря был прав, записи относились не к последнему периоду,они начинались 17 ноября 1993 года и заканчивались 26 марта 1995 года. Никакихнамеков на конфликт со Смуловым. Наоборот, если Алина и писала о нем, то вкаждом слове звучало безграничное уважение и благодарность к нему.