– А дье! – прошептал поручик.

– Шо вин казав? – спросила неугомонная Катерина.

– Он сказал: "С богом!" – перевела Ольга.

Янек Поплавский второй день шёл по проселочной дороге на восток. Почему именно на восток? Так он решил для себя. Когда всё равно, в какой части света искать свою судьбу, лучше идти туда, откуда восходит солнце.

Первую ночь он провёл в придорожной корчме, хозяин которой ещё рисковал давать приют всем страждущим. Очевидно, по причине своего неистребимого оптимизма.

Пан Левонтий продолжал верить людям, хотя всего за год наступивших перемен успел пострадать от гайдамаков, за ничтожную провинность приговоривших его к расстрелу и в последнюю минуту сменивших гнев на милость; от бандитов батьки Никодима – эти забрали последнего поросенка; от каких-то "зелёных" – за что они боролись, пан Левонтий не понял, но по тому, как бойко тащили из погреба его запасы, решил, что сражались за полное изъятие всего, что плохо лежит.

Ян хотел расплатиться куском сала, который тайком принесла ему с кухни Беата, но почему-то пан Левонтий не сводил глаз с подаренной Юлией кружевной сорочки, а в ней, надо сказать, Ян чувствовал себя неуютно. В конце концов, корчмарь напрямик предложил парню поменяться и вынес почти новую домотканую, расшитую крестом косоворотку. Янек тут же с удовольствием переоделся, а пан Левонтий бережно расправил кружева и мечтательно пояснил, что когда его Кристя перешьёт рубашку на себя, все девушки в округе умрут от зависти, такая она красивая и дорогая.

– Не-е, – замахал руками Левонтий, когда Янек попытался вытащить сало. – И покормлю тебя, и постелю – будем в расчёте. Ещё и хлебца на дорогу дам!

Теперь Ян ничем не отличался от других хлопцев, что бродили по дорогам Украины в поисках работы.

Чем дальше уходил он от замка, тем невероятнее казалось ему происшедшее: подземелье, пыточная камера, скрывающийся граф, две девушки, одна другой краше, ласкавшие парня, странный князь, назвавший его именем отца, одна за другой две смерти по его вине, почему-то не вызвавшие в нем ни ужаса, ни сожаления… И всё это – за одну неделю!

А его удивительный дар, посланный свыше, – был ли он? Сейчас Яну не хотелось размышлять об этом, как и вообще ни о чем другом, требовавшем сосредоточиться, что-то вызывать в памяти. Он устал. Ему вдруг захотелось почувствовать себя прежним человеком, таким, как все. Бродить по дорогам, сидеть у костра, печь картошку, – так ему вдруг захотелось печеной картошки, что он даже сглотнул слюну, – говорить о чем-нибудь простом и близком, постоять под стогом с хорошей сельской девушкой, с которой не нужно напрягать мозги, чувствуя её превосходство над собой…

– Стой, стрелять буду! – прервал его размышления чей-то молодой громкий голос.

Янек вздрогнул и остановился, прямо перед ним, шагах в пяти стоял хлопец в длинной шинели и странной островерхой шапке с длинными ушами и звездой на лбу. Хлопец вполне серьезно держал его на мушке ружья.

– Кто ты? Куда идёшь? – строго спросил он Яна.

– Странник, – ответил Ян. Ему нравилось это слово, оно часто встречалось в книге, которую ему читал у постели Иван. – По дорогам странствую.

– А зачем?

– Ищу свою долю.

Хлопец неизвестно почему рассердился.

– Ну ты, странник, руки за спину и шагом марш вперёд! Учти, ружье у меня заряжено. Захочешь сбечь – пристрелю!

Они пошли по тропинке, всё больше углубляясь в лес. Чем дальше они шли, тем явственней в воздухе пахло варившейся на костре кашей. "Недаром я про костер подумал, – решил Янек, – может, прежде, чем убить, меня покормят?"

"Пароль!" – гаркнул кто-то из ближайших кустов. – "Мировая революция", – ответил Янеков провожатый.

Перед ними открылась большая поляна, и в центре её действительно горел костер. Над костром висел котел, в котором что-то варилось, а молодой человек в такой же, как у первого, шапке мешал варево огромной свежевыструганной ложкой. Бойцы сидели на поляне в самых живописных позах и занимались, кто чем: курили, шили, беседовали, один строгал что-то из дерева. Несколько военных в таком же, как у конвойного, обмундировании сгрудились вокруг самодельного, составленного из оструганных жердей стола. К ним конвоир и подвёл Яна.

– Командир, – обратился он к худощавому юноше, на вид не старше семнадцати лет, – посмотрите на этого пижона: он мне кажется подозрительным. На вполне законный вопрос с моей стороны, кто он, этот тип ответил: странник! А что он делает в лесу? Спросите меня, я отвечу его словами: ищет свою долю.

– "Увы, он счастия не ищет и не от счастия бежит!" – продекламировал тот, кого назвали командиром. – Ты, Яша, как всегда, преувеличиваешь. Разве ты, разве все мы не ищем свою долю? Разве мы не боремся за лучшую долю для всего народа? Словом, подойди через полчаса, разберёмся. Сейчас у нас совет, не мешай. И не забудь, покорми парня.

– Как это – покорми? А если он – контра?

– Значит, пусть перед смертью подкрепится.

– Вот так, слышал? Ох, и доверчивый у нас командир! Молодой, что с него взять? Самый молодой во всей Красной Армии! Но умный, этого у него не отнять.

Он подошёл к костру и тронул кашевара за рукав.

– Покорми-ка нас, Савелий! Что ты уставился, как солдат на вошь, пленного не видел? Командир приказал его накормить! Моя бы воля…

– Я себе представляю, – Савелий ловко наполнил котелок. – Учти, Яшка, положил на двоих. Насчет добавок от начпрода распоряжений не поступало.

– У тебя хоть ложка есть? – сердито проворчал конвоир Яну.

– Есть.

– Смотри, Савелий, у него даже ложка есть! Думает, мы обязаны кормить всяких странствующих дармоедов!

– Ага, мы пахали… Если б у него не было ложки, это тоже показалось бы тебе подозрительным.

– Правильно. Наш комиссар, дай бог ему здоровья, всё время повторяет: бдительность! А я добавляю: лучше перебдеть, чем недобдеть.

– Господи, спаси раба твоего от словоблудов!

Савелий воздел кверху руки.

– Кстати, Савелий, – Яков присел на бревно, кивая Яну на место рядом с собой. – Твои постоянные обращения к богу кажутся мне-таки наглыми. Хорошо, если, как говорит комиссар, бога нет. А если он есть, зачем отвлекать его по пустяками? Как звать-то тебя, странник?

– Ян Поплавский.

– Так мы ж почти тезки: Ян – Яков. Если ты окажешься шпионом, мне будет жалко, что тебя расстреляют. Может, я и погорячился. Однако через меня у тебя могут быть неприятности. Не переживай: если Яша ошибся, Яша и извинится. Лучше нажимай пока на ложку, каша мировая. Ты сам с откуда будешь?

– С хутора.

– От, я сразу и почувствовал, что ты – сельский. Значит, ты за революцию?