Они подошли ближе к кострам, и теперь Марина различила тех, кто был рядом с ними. То, что она приняла за гигантские валуны, оказалось живыми существами.

Эти странные создания напоминали котов и людей одновременно, но почему-то в этом сочетании не было ничего отталкивающего или пугающего. Огромные, с толстыми четырехлапыми телами, покрытыми полосатой лохматой шерстью, с длинными хвостами и человеческими женскими лицами, они молча, спокойно сидели у костров. Лица напомнили Марине учебники по истории Древнего мира – то ли сфинксов, то ли давно умерших гордецов с монет погибших цивилизаций. Они смотрели на огонь, довольно щурясь, абсолютно неподвижные. Только мелко подрагивали кончики хвостов.

Люди – или, по крайней мере, очень похожие на людей местные, – натанцевавшись, подходили к созданиям и садились рядом. Они утыкались лицами в мех, прижимались к нему и так же задумчиво смотрели в огонь, гладя теплые огромные бока. На глазах у Марины еще одно такое создание вышло на берег из моря и важно, неспешно направилось к одному из костров, рядом с которым пока что было пусто. Марина ожидала, что оно будет долго устраиваться, мять песок лапами, как обычный кот, но создание село к огню уверенно и просто, будто провело тут, у огня, целый век. От влажной шерсти в воздух поднимался пар, и сразу несколько танцующих отделились от хоровода и перешли к этому костру, приветствуя вновь прибывшего. Они гладили полосатые бока, переговаривались между собой и тихо смеялись. Лицо котообразного существа было спокойным и нежным. Оно смотрело на танцующих с любовью, как смотрят на детей или маленьких животных, но не произносило ни слова.

– Кто это? – прошептала она, хотя из-за шума волн те, у костра, все равно бы ничего не услышали.

– Морские матери, – ответил Эдгар, также перейдя на шепот. – Четырежды в год они выходят из волн и приходят к кострам, чтобы благословить тех, кто в этом нуждается. Костры для них зажигают местные, но сюда приходят отовсюду. Время дорого, матери никогда не задерживаются надолго.

– Они уйдут на рассвете? Обратно?

– О нет. Марина, здесь никогда не бывает рассвета. Это мир без полудня, без рассвета, без заката… До сих пор я видел здесь лишь ночь. И вечер. И сумерки. Иногда бывает день – серый, как глаза фей, как дымка над озером… Тогда небо становится цветом похоже на деревенское молоко, и его затягивают жемчужные тучи… По-своему это очень красиво. Но я ни разу не видел солнца. Да и эти серые дни здесь редки.

– Как же?.. – Она запнулась. Вопрос о растениях, животных показался бессмысленным еще до того, как она решилась его произнести, и Марина промолчала. Она вспомнила витые спирали деревьев, вой неведомых зверей во мраке, туман, льнущий к ногам.

– Подойдем ближе? – Эдгар сделал шаг вперед. – Мне нравятся эти создания. Их лица, простые и мудрые… Дышат древностью, не правда ли? Думаю, они много старше, чем вы или я… Или вся наша цивилизация. Напоминают о женщинах, что заменили мне мать.

– С ними можно поговорить? – Марина чувствовала смутный страх при мысли о том, чтобы приблизиться к этим существам, неестественным, странным (хотя их появление утвердило ее в мысли, что все это было сном), но их лица действительно казались исполненными мудрости. Возможно, они знали, где искать Аню?

Но Эдгар покачал головой:

– О нет, увы. Но им можно высказать горести… Вам станет легче.

– Не думаю.

– Поверьте мне. – Он сказал это мягко, без скорби или гнева, но она вдруг впервые за долгое время почувствовала: рядом с ней человек не менее несчастный, чем она сама. – Станет. Но задавать им вопросы – напрасный труд. Они никогда и никому еще не отвечали. Не думаю, что они вообще умеют разговаривать. К чему вести разговоры на дне морском, среди светящихся во тьме чудовищ, спокойствия рыб и вечного трагического безмолвия? – Он встряхнул головой, как будто отгоняя наваждение, и улыбнулся.

Нерешительно Марина подошла к ближайшему костру. Теперь она могла разглядеть людей, которые, как она и ожидала, оказались не совсем людьми. Некоторые из них, козлоногие и бородатые, напоминали фавнов с иллюстраций к древнегреческим мифам, кожа других влажно мерцала чешуей. Она увидела, что у одного из танцующих, юноши лет четырнадцати, на голове были крохотные ветвистые рожки. Его партнерша по танцу, девушка с темными волосами и пронзительно-желтыми глазами, улыбнулась Марине, показав очень острые и очень длинные зубы, похожие на ряды игл. Рядом одиноко кружилась белая девушка. Белым в ней было все – одежда, волосы, кожа, даже глаза. На поясе у нее висел кальян из молочно-белого стекла, и, время от времени выдыхая в небо целые облака ароматного дыма, она то и дело предлагала затянуться кому-то из присутствующих, но все молча отворачивались. Заметив Маринин взгляд, девушка с улыбкой подошла к ней, мягко утопая ногами в песке.

– Привет. Хочешь? – Она протянула мундштук. Марина заколебалась. Ей стало жалко эту девушку, кажется, даже более юную, чем Аня. Она протянула руку…

– Нет, спасибо. – Эдгар твердо потянул ее за локоть в сторону, к другому костру. Марина обернулась. Девушка не выглядела расстроенной или озадаченной. С мечтательной улыбкой она покачивалась в такт музыке, глядя в пустоту, как будто уже забыла о Марине.

– Почему?..

– Она из белых ведьм из восточных лесов. Они молятся богине Пустоте и, дыша ею, освобождают для нее свои тела. С каждым выдохом из этой девы выходит часть некогда живой души, а она сама становится все свободнее и легче… Говорят, они пытаются поделиться знанием о Пустоте, предлагая кальян всем и каждому. Некоторые соглашаются, но, впустив в себя богиню, не имеют силы от нее отказаться. Пустота – могучая сила. В ней нет ничего, но именно поэтому многие обманываются, думая, что обрели в ней все, что им нужно.

– Понятно, – пробормотала Марина, которая не поняла ничего, но на всякий случай ускорила шаг.

Они подошли к одному из костров, и Марина увидела Морскую мать совсем близко. В пламени костра она различила легкие перышки чешуи у нее за совсем человеческими ушами и на сгибах лап. Широкие, покрытые полосками бока мерно вздымались и опадали в такт дыханию. Увидев Марину, Морская мать улыбнулась. Ее губы были ярко-красными, как будто перемазанными ягодным соком, а в глазах цвета морской воды плескалось знание. Несколько мгновений она пристально смотрела на Марину, и та вдруг почувствовала себя обнаженной под этим взглядом и нервно подтянула сползающие пижамные штаны.

Вдруг Марина подумала о том, что стоит здесь, на морском берегу, без косметики или укладки, что она давно не делала маникюра и в последние месяцы совсем не следила за тем, что ест, но не почувствовала ни смущения, ни досады. Казалось, впервые за долгое-долгое время то, как она выглядит и какое впечатление может произвести на окружающих, стало наконец неважным. Марина не помнила, когда в последний раз ощущала себя настолько свободной. Наверное, в глубоком детстве.

Еще раз смерив Марину взглядом, Морская мать медленно кивнула и перевела взгляд обратно на огонь. На шее у нее было ожерелье из нанизанных на веревочку раковин и разноцветных стеклянных бусин.