За редким исключением она была в курсе всего, чем онизанимались. Свято хранила чужие секреты и могла дать дельный совет в любовныхделах, во всяком случае, так считала Вирджиния. Вероника о своих увлеченияхпредпочитала помалкивать, да и Чарли неохотно делился своими любовнымипереживаниями. В своих романах он предпочитал разбираться сам – так было и вшколе, когда Чарли еще жил дома. Чарли вообще был по натуре человеком довольнозакрытым. Гарри же считал, что Чарли – настоящий мужчина, натура цельная ипорядочная. Он относил к этой категории и Олимпию, невзирая на еепринадлежность к слабому полу. Жена понимала, что в его устах это большойкомплимент.

– А я ясновидящая, – улыбаясь, ответила Олимпиясвоему черноглазому сынишке, так похожему на своего отца. Волосы у Макса были дотого черные и блестящие, что отливали синевой. – У тебя же футболка вкраске! – О кроссовках она умолчала. Макс наверняка даже не заметил, чтоперепачкался.

Он обожал рисование, а еще, по примеру Чарли и Вероники,пристрастился к книгам. Вирджинию же заставлять читать приходилось из-подпалки. У нее были дела поинтереснее – переписываться по электронной почте сподружками, болтать по телефону, смотреть молодежные программы по телевидению.

– Объясни еще раз, что такое «сновидящая»? Я забыл. Восне увидела?

Макс с озадаченным видом жевал, силясь припомнить уже одинраз слышанное объяснение, которое вылетело из головы. Для пятилетнего ребенка унего был весьма обширный запас «взрослых» слов.

– Ясновидящая. Это значит, я знаю, о чем тыдумаешь, – пытаясь сохранить серьезность, ответила Олимпия и залюбоваласьсыном.

– Ага! – восхищенно кивнул ребенок. – Всегдазнаешь! Я понял – мамы все знают про своих детей, правда? – Во всякомслучае, его мама о нем знала все. Макс не раз убеждался в этом.

Пять лет. Чудесный возраст! От дочерей Олимпия то и делослышала упреки и протесты, зато для Макса она пока была абсолютным авторитетом.Такое отношение сына было для Олимпии большой поддержкой, особенно в последниедва года, когда сестры вступили в переходный возраст со всеми его сложностями ипроблемами. В первую очередь это относится к Вирджинии, с ней у Олимпии частовозникали конфликты, главным образом из-за родительских запретов.С Вероникой причиной разногласий чаще становились вопросы глобальногосвойства, связанные с несовершенством этого мира. Зачастую дочь ставила Олимпиюв тупик своими непростыми вопросами.

Олимпии было намного сложнее общаться сдевочками-подростками, нежели с этим малышом или даже с их братом-студентом,всегда отличавшимся спокойным, миролюбивым и рассудительным нравом. В семьеЧарли играл роль миротворца и посредника в переговорах, он делал все, что былов его силах, чтобы все жили в согласии, без взаимных претензий и обид. Чарлиотдавал себе отчет в том, насколько разные люди его родители, а уж когдавозникали ссоры между мамой и кем-то из сестер, то не кто иной, как Чарли,брался улаживать конфликты и добивался перемирия.

Вероника слыла первой мятежницей и горячей головой иисповедовала порой весьма одиозные политические взгляды, а вот Вирджиния, пословам сестры, являла собой «сплошное недоразумение». Как правило, ее большеволновало то, как она выглядит, а не какие-то мудреные вопросы политики илиобщественной жизни. Джинни воспринимала жизнь как источник удовольствий и нежелала обращать внимание на ее сложности.

По вечерам Вероника с Гарри затевали долгие бурныедискуссии, хотя чаще всего в конце концов приходили к полному согласию.Вирджиния же была совершенно иного склада, она никогда не проявляла интереса кэтим спорам и могла часами листать журналы мод и читать светскую хронику ожизни голливудских звезд. Иногда даже поговаривала о будущей карьере модели илиактрисы. А Вероника мечтала о юридическом образовании – решила пойти постопам мамы и Гарри – и после университета собиралась заняться политикой.

Чарли насчет своего будущего пока еще ничего не решил, хотядо диплома ему оставался всего год. Подумывал после выпуска пойти работать котцу в семейный инвестиционный банк, а может, продолжить учебу в Европе.

А маленький Макс, любимец всей семьи, своими невиннымипроделками умудрялся снять любую напряженность. И, конечно, никто не упускалслучая потискать его в объятиях. Все старшие его обожали, он вообще обладалсвойством располагать к себе любого человека. Его любимым времяпрепровождениембыло крутиться возле мамы на кухне, валяться на полу с книжками, рисовать или,если мама занята, строить что-то из конструктора «Лего». Его нетрудно былоувлечь любым занятием, все его радовало. Максу был по душе этот мир, а большевсего – населяющие его люди.

Олимпия протянула сыну фруктовое мороженое на палочке ипеченье, а сама принялась просматривать пришедшую почту, потягивая холодныйчай.

Ко всеобщей радости, всю последнюю неделю погода стоялапрекрасная. Наконец-то пришла весна. Олимпия всегда с нетерпением ждаланаступления теплых дней, от долгих зимних холодов она уставала. К маю ужеизнемогала от пальто, сапог, детских комбинезонов, варежек и невесть откудаберущихся апрельских метелей.

Сейчас она не могла дождаться, когда наконец придет лето иони отправятся в Европу. Так хотелось насладиться солнцем, теплом, морем!Втроем с Гарри и Максом они проведут две недели на юге Франции, после чеговстретятся с девочками в Венеции. В Нью-Йорке к этому времени ужеустановится нестерпимая жара. А до отъезда Макса предстоит водить в городскойлагерь, где он от души насладится любимым рисованием и лепкой.

Макс, с потеками фруктового мороженого на подбородке ифутболке, сосредоточенно жевал печенье. Олимпия в этот момент взяла в рукипоследнее письмо из пачки корреспонденции и отставила кружку с чаем. Это былбольшой конверт бежевого цвета, в каких обычно рассылают приглашения на свадьбуили юбилеи, но Олимпия точно знала, что никто из их знакомых не предупреждал ихо грядущих торжествах.

Она вскрыла конверт. Макс замурлыкал себе под нос только чторазученную в школе песенку. В конверте действительно оказалось приглашение, ноне на свадьбу и не на юбилей, а на бал, который должен был состояться весьма нескоро – в декабре. Это было совершенно особенное событие, бал дебютанток.Помнится, на таком же балу она блистала в свои восемнадцать. Бал называлсяАркадами – по названию фамильного поместья семьи Астор, в котором он когда-товпервые и состоялся. Имения уже давно не было, а название сохранилось. В концедевятнадцатого века первый такой бал устроили несколько самых аристократическихродов Нью-Йорка.

Тогда подобные мероприятия преследовали цель представитьсвету молоденьких дебютанток, чтобы облегчить им знакомство с будущимивозможными женихами. За прошедшие сто двадцать пять лет назначение мероприятия,естественно, изменилось. Теперь молодые девушки «выходили в свет» задолго досвоего восемнадцатилетия, никто не прятал их от посторонних глаз за школьнымистенами. Сейчас бал дебютанток воспринимался скорее как дань традиции, какразвлечение, ритуал, праздник юных красавиц, принадлежащих к так называемомусветскому обществу, и повод хоть один раз в жизни предстать в белом вечернемплатье.