– Паша, у меня дел выше головы, и я не собираюсьтратить целый день на то, чтобы тебя уговорить. Мне, в общем-то, все равно, ктоименно будет работать с девочкой Руденко, просто я первому предложила тебе, потомучто ты звонил и плакался насчет своего бедственного положения в смысле денег иработы. Если тебе работа и зарплата не нужны, нет вопросов, я позвонюкому-нибудь еще. А торговаться с тобой я не собираюсь, мы не на базаре. Берешьтовар – значит, берешь, нет – значит, нет. Мне нужен четкий конкретный ответ. Ижелательно побыстрее, потому что мой шеф не любит, когда его порученияисполняются слишком долго.

Вот, Фролов, ты и приехал. На ту самую станцию, где вдругоказывается, что ты – не совсем то, что о себе думаешь. Ты привык бытьнезаменимым, ты привык к тому, что тебя на руках носят и тревожно заглядывают вглаза: будешь ли ты выступать, не передумал ли, здоров ли, в хорошей ли форме,потому что зрители ходят «на тебя», и никакие замены их не устроят, и ставкиони будут делать тоже только в том случае, если выступать будешь именно ты, иставить будут на твоего соперника в надежде на то, что настанет тот радостныйчас, когда найдется управа и на твою безупречную красивую технику и кто-нибудьнаконец исковеркает твою фотомодельную рожу. Н-да, оказывается, теперь все нетак, и со своим поврежденным позвоночником ты мало кому нужен и интересен, изаменить тебя – раз плюнуть. Да что там заменить, без тебя вообще можнораспрекрасно обойтись, никто и не заметит, что тебя нет. Другие найдутся, даполучше и поздоровее.

И тут я поймал себя на удивительной мысли: а про деньги-то яне спросил. Вот дурацкая моя натура, мне, парню из маленького провинциальногогородка, куда важнее были всяческие атрибуты красивой столичной жизни – клубы,тусовки, девушки, красивые шмотки, новенькие автомобильчики, толпа, шум, музыкаи слава, одним словом, все то, что модно и престижно, то, что у меня было доаварии и чего я напрочь лишился, утратив способность выступать в платных боях, ипока Нана (надо признаться, довольно скупо) обрисовывала мою будущую работу, ядумал только о том, насколько она позволит мне все это вернуть. Я предавалсянаивным мечтаниям, совсем забыв о зарплате. Как будто без денег можно иметь этисамые атрибуты… И только когда Нана произнесла сакраментальные слова озарплате, я спохватился.

– А можно узнать, сколько мне собираютсяплатить? – спросил я. И на всякий случай осторожно добавил: – Если ясоглашусь.

Нана усмехнулась и назвала сумму, которая мгновенно примириламеня с необходимостью выступать в роли неумелого шпиона в тылу врага. Да ладно,за такие-то бабки можно и покорячиться. Штирлиц – не Штирлиц, а уж реплику «Выболван, Штюбинг!» из бессмертного фильма «Подвиг разведчика» я как-нибудьпроизнесу.

* * *

Первая встреча с моим работодателем оставила у меня странноевпечатление. Не то недоумения, не то ошарашенности… Не таким я его себепредставлял. А может, я просто мало знаю жизнь и людей, и мне вот кажется, чточеловек с собственным бизнесом и деньгами должен быть таким-то и таким-то, акогда он оказывается вовсе даже эдаким – я теряюсь и начинаю сомневаться: то лия дурак, то ли меня пытаются одурачить. И то и другое в равной степенималоприятно.

Михаил Олегович Руденко внешне и манерами напоминал директорасовхоза, какими их показывали в старых советских фильмах, которые я видел потелевизору: на лице красовались глубокие мимические морщины вкупе с усами, чтоего, само собой, не молодило, однако густые волосы были совсем без седины, иэто как-то не давало мне забыть, что ему всего лишь чуть за сорок (так, вовсяком случае, утверждала Нана Ким). Крепкий, невысокий, слегка полноватый,даже рыхлый, то есть фитнесом явно не злоупотребляет, а вот к еде и выпивкеотносится, судя по всему, с большой нежностью. Изъяснялся он короткими фразами,сложные формулировки были ему не под силу или не по вкусу, и этим он сразурасположил меня к себе. По крайней мере, все, что он говорил, было мне понятно.Но я никак не мог представить себе этого Руденко в роли бескорыстного благотворителяи тонкого ценителя поэзии. Пожалуй, Нана права, что-то тут не так.

– Каким видом спорта занимается ваша дочь? –приступил я к делу.

– Никаким, – отрезал Михаил Олегович, не глядя наменя.

Глядел он в тарелку с салатом, откуда выцапывал вилкойкусочки копченого мяса, старательно разгребая зеленые салатные листья. Встречанаша состоялась в небольшом ресторанчике в центре Москвы, где Руденко предложилпообедать и познакомиться поближе, прежде чем принимать решение, брать ли меняна работу. Ну что ж, его право, сперва думал я, теперь его очередь подумать.

– А почему сейчас возникла необходимость в домашнемтренере?

– Ей худеть надо. Толстая стала, разъелась. Из дому невыходит. Надо что-то с этим делать.

Вот тебе здрасьте! Докатился ты, Фролов, до положенияличного диетолога дочки богатого папаши. Да что я ему, врач, что ли? Совсемобалдел от своих деньжищ. Впрочем… Н-да, деньжищи. Они мне совсем не лишние.Только вот вопрос: справлюсь ли я? Я же этого совершенно не умею. Заниматьсяединоборствами, хоть контактными, хоть бесконтактными, – это я всегдапожалуйста, это мой хлеб, это единственное, что я умею, я даже общефизическуюподготовку без труда осилю, но похудание – это как-то уж слишком. Или как тамправильно говорить? Похудение? У меня с русским языком не так чтобы очень, вотмоя мама, всю жизнь проработавшая учителем русского языка и литературы, зналабы точно.

– Может быть, ваша девочка больна? – предположиля. – Вы врачам ее показывали? Может, у нее нарушение обмена или сердцебольное? Начнем ее физически нагружать и только навредим еще больше.

– Да не больна она, – раздраженно ответилРуденко. – Водили ее к врачам. Все одно талдычат: много ест, малодвигается. Короче, тебе задача понятна. Ну как, возьмешься?

– Возьмусь, – решительно ответил я.

– А почему?

Он наконец посмотрел мне прямо в глаза, и вот тут у менявпервые возникло ощущение крупного подвоха.

– Что – почему?

– Почему берешься за такую работу? Ты молодой красивыймужик, ты что, другого занятия себе найти не можешь?

Значит, Нана ему не сказала про мои проблемы. Или сказала, атеперь он хочет проверить, не попытаюсь ли я соврать. Нет, Михаил Олегович, непопытаюсь. Себе дороже выйдет. Конечно, в ресторан я пришел вовремя, даже чутьраньше назначенного времени, и Руденко не видел, как я прихрамываю и опираюсьна палку. Когда он явился, я уже сидел за столиком, благоразумно спрятав палкуза оконной шторой, и, наверное, внешне производил впечатление человека вполнездорового и полного сил.

– Пока не могу. У меня была серьезная травма, боротьсяс полновесными взрослыми мужиками мне запретили как минимум года на два, такчто работать я могу пока только с детьми. А жить-то надо на что-то.

– Ладно. – Он, казалось, был вполне удовлетворенмоим ответом. – О себе расскажи. Кто ты, что ты. Родители кто. Откудародом.