– Да ладно, – буркнул я, – всего-то делов. Щас вернусь…

Индельв сказал властно:

– Нет!

В руке Марьи Петровны появился пистолет с широким дулом. Нопочти сразу со стороны Индельва донеслось злобное шипение. Через комнатуметнулось лиловое пламя. Марью Петровну охватило с ног до головы, словнополупрозрачная медуза облепила ее целиком. Рыхлое тело судорожно дернулось,вспыхнула одежда и тут же погасла, а пистолет в руке Марьи Петровны изрыгнулхолодный узкий луч света, похожий на гиперболоидную нить.

Индельв зарычал, костюм вспыхнул и осыпался серыми хлопьямипепла. Вместо знакомого мне мажордома с внешностью нотариуса возник крепкийкоренастый человек в облегающем тело костюме, похожем на загерметизированныйкомбинезон высотного летчика. Пистолет в его руке удлинился до автомата с узкимстволом.

– Ага, – произнесла Марья Петровна злым голосом, –зерганин?

– Зертуллин, – отрезал человек, совсем недавно бывшийИндельвом. Струя холодного огня пропорола пространство и ударила в пышную грудьМарьи Петровны. – Умри!

– Но не сейчас, – ответила она.

Улыбка исчезла с ее полного рыхлого лица, я вдруг понял, чтовся ее рыхлая туша – вовсе не туша, а тугие накачанные мышцы, что умеютпринимать вид колышущегося жира. Индельв тоже понял, что-то переключилнеуловимым движением большого пальца, струя огня стала яростнее, однако МарьяПетровна молниеносным прыжком оказалась перед ним, на ее груди расплывалоськрасное пятно, словно море кипящей лавы, я успел понять, что это плавитсяхитиновый бронежилет.

Я отступил еще и еще, пока не уперся дрожащим задом в стену.Они схватились врукопашную, хрип, сип, яростное прерывистое дыхание, могучиеудары, от которых разлетались бы бетонные стены, однако Индельв и МарьяПетровна лишь вздрагивали, снова и снова наносили страшные удары, наконецсхватились и упали, продолжая сражаться. К моим ногам подкатилсяпистолет-автомат.

Индельв вскрикнул:

– Ваше Высочество, убейте ее…

Марья Петровна проговорила с трудом:

– Володенька, это я вас здесь защищала…

Я держал их на прицеле, в нерешительности переводил ствол содного на другого. Похоже, слова Марьи Петровны похожи на правду, но вкоммуналке она так вжилась в роль, что я ее тихо ненавидел, в то время какИндельв выглядит вполне прилично, к тому же, будучи человеком воспитанным,каждого незнакомого человека считаю хорошим человеком, пока не докажет, что онтакая же сволочь, как и все на свете…

Держа оружие обеими руками, кто знает, что за отдача, яприцелился в его затылок. Индельв, как ощутил, простонал:

– Они враги…

Я вскрикнул:

– Но они могли меня убить и раньше!

– Они не были уверены, – ответил он хрипло. – Им надобыло, чтобы мы вывели их на след… Убейте ее! И я поведу Ваше Высочество квершинам власти!

Я в нерешительности перевел ствол на Марью Петровну. Онапроговорила умоляюще:

– Я приставлена, чтобы охранять тебя…

– Ни хрена себе, охрана, – возразил я. – Меня этиармяне чуть не задолбали!..

– Это не армяне, – ответила она быстро, совсем непохоже на всегда заторможенную Марью Петровну. – Это нунги! Прикинулисьармянами, потому что не могут избавиться от акцента и смуглого цвета кожи. Онипакостили вам, Ваше Величество, пытаясь спровоцировать, проверить нагунгность..

– Че-че?

– Это врожденное, – ответила она, – но упрятано такглубоко, что вы сами в своем врожденном благородстве о нем не догадываетесь…Убейте его, мы сейчас покинем эту планету и вернемся в ваш звездный мир!.. Выне Светлость, вы – Величество!

Голова закружилась, я в обалделости переводил ствол то наИндельва, то на Марью Петровну, сказал хрипло:

– Вы оба лучше не двигайтесь, я ж нервный, подверженстрессам и аллергии… Чапаев думать будет. И станьте ближе один к другому, чтобыя обоих держал под прицелом.

Они медленно поднялись, встали рядом, Индельв даже сделалбочком осторожный шажок к Марьи Петровне вплотную, глаза его не отрывались отмоего лица.

– Ваше Высочество, – проговорил он, – но что бы вы нидумали… но придется выбирать, в кого выпустить пулю. Надо только поставитьделение на красную черточку, это означает полное и окончательное…

Я взглянул на Марью Петровну, она нехотя кивнула. Я скосилглаза, скоба неизвестного мне пистолета легко передвинулась на красную черточку.

– Плохо вы знаете землян, – ответил я мрачно, – мынарод, способный находить выход из самых безвыходных ситуаций…

Я кивнул Индельву на Марью Петровну, он понял, провелхитроумный удушающий захват. Она в последний момент страшно напрягла шею ивздула, как кобра, воротник, а я ринулся к дверям. Грохот выметнулся в коридор,толчок о входную дверь, лестничная площадка, лифт приглашающе распахнул двери,а вот хрен тебе, уже знаю, что это за лифт и в какую галактику вдруг закинет,будучи разоблаченным, пронесся кругами по лестнице вниз, прыгая через триступени.

На первом этаже пахнет травкой, марки блаженно развалилисьпод стеной с почтовыми ящиками, полуголая девица, не обратили внимания даже напистолет в моей руке. Я сунул его за пазуху, в куртке внутренние карманы могутспрятать гранатомет, на улице темень и холодный ветер, между домами пусто.

Меня ослепил свет фар, по узкому ущелью между каменныхгромад неслась машина. Я отпрыгнул, прижался к стене, здесь в Центре междудомами так не ездят, тесно, однако машина остановилась, оттуда крикнули:

– Садись!

– Какого… – вскрикнул я, но вспомнил, что сейчас изподъезда может выскочить победивший в схватке, а то и выпалит из своегочертового бластера прямо из окна, распахнул дверь и ввалился на сиденье рядом сводителем, тихим, смирным парнем в чистой, аккуратно выглаженной рубашке и дажес галстуком.

Машина тут же рванула с места на бешеной скорости, вылетелапулей со двора, , пронеслась по Козицкому переулку в сторону Тверской. Там«кирпич», как назло, машина с двумя праздными гаишниками, но почему-то никто необратил внимания, а когда мы проскочили еще дальше, милиционер, регулирующийвозле Моссовета, взял под козырек. Все странно, вообще-то надо бы развернутьсяу кинотеатра «Россия», иначе нельзя, но эти как-то сумели, погнали не кМаяковке, а к Кремлю.

– Давай к болоту, – произнес бесцветный голос заспиной.

Я, как ужаленный, обернулся. В слабом свете рассмотрел назаднем сиденье двух крепких мужчин в небрежных позах профессионалов, оба вчерных костюмах, при тщательно повязанных галстуках, рубашки от панаТруновского, белые платочки от Шваба.

Я повторил тупо:

– К болоту? А где в Москве болото?