Он продолжал издевательски подпрыгивать и кривляться, ноделал это все менее уверенно. На лице медленно проступала тревога. Затем оностановился и уставился на ноги. Они укорачивались и срастались, начиная отпояса и ниже, к коленям. Изменялись не только ноги. Лицо стекало, точно воск.Тело на глазах округлялось, оплывало, обрастало чем-то густым, коричневым, стемным подпалом. Руки втягивались в плечи. Позвоночник гнулся и кренился кземле, не выдерживая тяжести неуклюжего длинного туловища.

Когда ноги окончательно срослись и ступни исчезли, суккуб несмог стоять и тяжело рухнул на асфальт. Вначале он испугался, но внезапнопонял, что на асфальте гораздо удобнее. Он согнул туловище, попытался ползти ипонял, что это получается у него просто отлично.

– Что ты со мной сделала, светлая? Что это было зазаклинание? – крикнул он Даф.

– При чем тут заклинание?.. О-о-о, как я довольна, что тыстал гусеницей! О, как я мечтала об этом! Как я хочу, чтобы ты полз по трубе ишмякался! Полз и шмякался!.. Полз и шмякался!.. Сделай это, милый! Сделай этодля меня! О-о-о! – сказала Даф со страстным придыханием.

Теперь она уже не шептала и говорила громко.

– Перестань! Ты что, больная на голову? Не хочу я никудалезть! – в панике пискнул Хнык, ощущая, что его тело начинает подчиняться.

Помимо своей воли он уже полз по водосточной трубе, дополздо второго этажа и шлепнулся на асфальт, разбрызгивая зеленоватую вонючуюслизь. Прохожие морщились. Они по-прежнему ничего не видели, однако запах былдоступен даже восприятию нижнего мира.

– О, как это фантастично! Сделай это еще раз, милый! Упади струбы! – мстительно сказала Даф и, спохватившись, что говорит обычным голосом,добавила на всякий случай парочку страстных придыханий.

– Прекрати! Откуда ты знаешь? Я думал: это тайна! –взмолился суккуб, покорно взбираясь на скользкую трубу.

Даф брезгливо смотрела на него. Стражи света давно выяснили,что суккубы наделены врожденным свойством подстраиваться и приспосабливаться,превращаясь в то, во что пожелает их собеседник. Для того они и сотворенымраком. Причем превращение осуществляется помимо воли самих суккубов. Условиеодно: пожелание надо произносить соответствующим голосом. Иначе суккуб невоспримет.

– О, как я хочу, чтобы ты выполз на дорогу под колесагрузовика! О-о-о! Я так мечтаю об этом! Это моя фантазия, милый! – сказала Даф,благоразумно придерживая Депресняка за ошейник. Не сделай она этого, кот давнополосовал бы мерзкое существо когтями.

Огромная гусеница, изгибаясь, стала выползать на дорогу. Ужеу самой бровки она попыталась заупрямиться, но Даф поторопила ее тремя страстными«о-о-о!» и одним гиперстрастным «О-О-О!». Причем гиперстрастное «О-О-О!» насамом деле было просто замаскированным зевком.

– О да, да! Это так чудесно!.. Ползи быстрее, милый!..Быстрее!.. О-о-о! А то опоздаешь попасть под тот чудесный туристическийавтобус! – сказала Дафна, всматриваясь в даль.

– Перестань! – завизжал Хнык. – Перестань, светлая! Ты что,садистка? Больная на голову? Я личность творческая! Я же лицом работаю! Менязасмеют в Тартаре, если я попаду под автобус да еще в обличье червяка! Мне женовое тело придется выписывать! Пока сошьют, пока срастется, пока магиюналожат!

– А мне какое дело? О, какие чудные у автобуса колеса! Онивсе ближе! О-о-о, милый, как это чудесно!

– Перестань сейчас же! Караул! Убивают! – завизжал суккуб вполной панике.

– Сдаешься?.. Не будешь больше в Мефодия превращаться? –спросила Даф.

– Буду, противная! Ты мне не указ!

– Ну тогда, милый, сам напросился! О-О-О!

– Только не «о-о-о»! Сдаюсь! – взвыла несчастная гусеница, сужасом косясь на колеса автобуса.

Даф вздохнула, подумала и великодушно махнула рукой.

– Свет с тобой! Живи! – сказала она.

Суккуб перестал корчиться, метнулся обратно на тротуар и совсей возможной поспешностью принял свое начальное – полумужское-полуженскоеобличье.

– Откуда ты об этом знала? Кто тебе открыл тайну? – спросилон, со страхом глядя на Даф.

– Я все же страж света. Мы там в Эдеме тоже не пустыебутылки собираем, – заметила Даф. – А теперь, крошка-суккуб, говори, что тебенадо, и брысь! Ты мне надоел!

Хнык облизал губы.

– В общем, слушай! Женщину, как волка, ноги кормят. Асуккуба и подавно: не побегаешь – не разнюхаешь! Мне тут одна птичканащебетала, что скоро у тебя попытаются отбить Мефодия. Не спрашивай кто, неспрашивай когда, но это произойдет!

– Враки! – сказала Даф, начиная все же испытывать тревогу.

– Уж можешь мне поверить, нюня моя. Говорю «отбить», значит,отбить. Во всем, что касается любви – я профессор!

– Ну и что из того? – с вызовом спросила Даф. Нападение –лучший способ защиты.

– Как «что из того»? Ты же светлый страж! Забыла? Если тыкого полюбишь – тебе должны ответить взаимностью. Если нет – ты лишишьсявечности, крыльев и флейты! Пункт какой-то там вашего кодекса, ты его лучшеменя знаешь. Свет не может быть отвергнут. Если стражу света изменят или егопредадут – он погибает. Ах-ах!

– Ну а тебе-то что за дело? – хмуро спросила Даф.

– Из лучших побуждений, противнулька! Из лучших побуждений!Я хотел предложить тебе сделку. Простому скромному суккубу всегда приятнооказать услугу стражу. Ты отдаешь мне крылья, а я помогаю тебе сохранитьБуслаева. А? По-моему, честная сделка. Флейта и вечность при этом остаются утебя. – Тут Хнык лихо подмигнул мужским глазом.

– Ты такой добрый – прям обалдеть! Кроме крыльев, тебебольше ничего не надо? Может, еще Депресняка упаковать в рюкзачок? Ты нестесняйся! – с негодованием разглядывая его, предложила Даф.

Суккуб с тревогой покосился на кота.

– А вот животное не надо. Как-нибудь в другой раз, нюнямоя!.. Так как насчет сделки? По рукам?

– По ногам! – сказала Даф и, дождавшись, пока суккубозадачится, добавила: – А еще по ушам и по носу! Если кому-нибудь нужен Буслаев– пускай отбивают. Я что-то не припоминаю, чтобы я оформляла на него правособственности!

– Но ты погибнешь! Лишишься вечности, крыльев и флейты! –недоверчиво воскликнул Хнык.

– И тебе меня жалко, что ли? Будем сейчас хныкать по этомуповоду в полном соответствии с твоим именем? – парировала Даф.