Эти слова привели меня в бешенство. Он толковал о бесах, околдовстве среди черных рабов, о похожих случаях в других странах, и наконец явзорвался. Я разгромил всю комнату и едва не прикончил его самого.

– В вашем состоянии? – спросил юноша.

– Безумие помогло мне, – ответил вампир. – Явытворял такое, что было мне не под силу даже здоровому. Я мало что помню, этасуета мне и сейчас представляется фантастической: я выволок его через заднююдверь, протащил по всему двору и бил головой о кирпичную стену кухни.Обессиленный, я сам едва не отдал Богу душу. Они усмирили меня и пустили мнекровь. Идиоты! Но самое важное, что именно тогда я осознал всю глубину своегоэгоизма. Наверное, потому что в словах священника услышал отзвук собственныхслов, а его высокомерное отношение к брату напоминало мне мои чувства тогда.Как и его болтовня о дьяволе и почти болезненный отказ даже допустить самумысль, что подлинная святость может быть найдена по соседству.

– Но он действительно верил, что вашим братом овладелдьявол.

– Это обычное человеческое отношение, – мгновенновозразил вампир. – Люди охотнее верят в дьявола, чем в Бога и в добро. Незнаю почему… Может быть, разгадка проста: творить зло гораздо легче. Аговорить, что человеком овладел сатана, – все равно что объявить егосумасшедшим. Во всяком случае, я чувствовал, что именно к этому сводится смыслего слов. Не нужно видеть беса своими глазами, чтобы поверить в егосуществование. Другое дело – святой. Чтобы с кем-то, живущим рядом с тобой,происходили чудеса, подобные видениям моего брата? Нет, наше самолюбие не можетдопустить подобного!

– Мне это никогда не приходило в голову, –произнес его собеседник. – Что же случилось с вами дальше? Вы сказали, чтовам пустили кровь. Это неминуемо должно было привести к смерти.

Вампир рассмеялся:

– Совершенно верно, но случилось непредвиденное.Вечером тот вампир снова вернулся ко мне, и, как вы думаете, зачем? Емупонадобились мои плантации.

Я помню все детали той встречи, словно это произошло вчера.Было уже поздно, моя сестра, дежурившая около постели, заснула. Он вошел счерного хода, открыл двери без единого звука. Он был высокий, светловолосый ибелокожий и двигался грациозно, как кошка. Первым делом прикрутил лампу иаккуратно прикрыл платком лицо сестры. Она не проснулась: так и спала спокойновсю ночь рядом с миской воды и полотенцем, которым вытирала мне лицо. Утром,когда она встала, я был уже не я.

Вампир вздохнул, облокотился на ручку кресла и обвелвзглядом стены комнаты.

– Сперва я подумал, что родные позвали доктора, чтобыон попытался успокоить меня. И привести в чувство. Но когда он подошел поближеи склонился над постелью, мне сразу стало ясно, что я ошибся. Я разглядел еголицо при свете лампы и понял, что это не просто человек. Его серые глаза горелислишком ярко, да и длинные белые руки явно не были руками человека. Думаю, чтов тот момент я догадался, кто передо мной, и все его слова потом уже не былидля меня откровением. Я видел вокруг него неземное свечение. Такого существамне еще не приходилось встречать. Я чувствовал свою полную ничтожность передним. Все мысли и терзания, даже страшная вина перед братом и желание умереть,вдруг словно перестали существовать. Я и сам перестал существовать! – Онприжал кулак к груди. – Передо мной открывалась новая жизнь, новыевозможности. Он говорил, и мое изумление росло и росло. Рассказывал о своейжизни, о том, кем я могу стать, и прошлое померкло, превратилось в прах. Онзаставил меня увидеть со стороны мою мелочную, себялюбивую, бесполезную жизнь.Я понял, сколь неискренни были мои молитвы, обращаемые к Богу и к святым, чьиимена я затвердил по книгам. Они нисколько не изменили моего жалкого,приземленного существования. И я увидел – вот мои подлинные божества, те же,что у всех: пища и деньги, безопасность и комфорт… Прах земной.

На лице юноши появилась смесь замешательства и удивления.

– И вы решили следовать по его пути? – спросил он.

Вампир ответил не сразу.

– Решил – это не совсем точно. Не скажу, что такойисход был неизбежен. Просто после его слов этот путь оказался единственным дляменя. И я пошел по нему, не оглядываясь. Хотя нет, один раз оглянулся.

– Один раз? Что вы имеете в виду?

– Мой последний рассвет. Утро, когда я еще не былвампиром и встретил свой последний рассвет. Я навсегда запомнил именно этоутро; те, что были раньше, стерлись из памяти. Вот первый бледный свет коснулсяокон, матово засветились кружевные занавески; свет становился ярче и ярче, исолнечные пятна обсыпали кроны деревьев. Взошло солнце, кружевной узорзанавесок тенью лег на каменный пол, зайчики запрыгали по голове и плечамспящей сестры. Во cне она согрелась и отбросила платок; солнце светило ей прямов глаза, и она щурилась, не просыпаясь. Стол, на который она уронила голову ируки, весь был залит светом, вода в миске сияла под солнцем. И наконец жаркиелучи коснулись моего лица и рук. Я лежал и думал о том, что рассказывал мненочью вампир. Я навсегда прощался с рассветом и с прошлой жизнью. Потом я встали вышел из комнаты. Это был мой последний рассвет.

Вампир замолчал и снова посмотрел в окно. В комнате вдругстало очень тихо, тишина звенела в ушах. Потом по улице с грохотом проехалгрузовик, и шнур выключателя задрожал. И опять все стихло.

– Вы скучаете по рассвету? – спросил юноша.

– Да нет, не очень, – отозвался вампир. – Насвете и так много интересного… На чем мы остановились? Кажется, вы хотелиузнать, как я стал вампиром?

– Да, пожалуйста, расскажите поподробней.

– Это невозможно объяснить, – сказал он. – Ясмогу только описать процесс превращения, облечь ощущения в слова. Но выпоймете, что значило случившееся для меня самого.

Молодого человека вдруг словно осенило что-то, и он хотелбыло задать еще один вопрос, но вампир уже продолжал рассказ:

– Итак, тот вампир, а звали его Лестат, хотелзаполучить мои плантации. Слишком прозаическая причина даровать мне вечнуюжизнь на этом свете. Надо сказать, он не так уж сильно отличался от обычныхлюдей. Он не считал вампиров членами элитарного клуба, хотя на земле их оченьмало. У него были и чисто человеческие заботы. Например, слепой отец, которыйне знал, что его сын – вампир. Ему стало трудно жить в Новом Орлеане, нужнобыло кормиться самому и заботиться об отце. Вот почему ему понадобились моиплантации.