Он намеренно все осложнял, ибо вел сейчас речьо своей собственной жизни, о той ночи, что изменила его судьбу, о лжи, которуювынужден принять, потому что правду принять было невозможно. А если он хотел,чтобы смысл его слов дошел до Шанталь, говорить с нею надо было на ее языке.

Однако девушка понимала почти все.Чужестранец, как и всякий мужчина в годах, наверняка думал только о том, как быпереспать с молоденькой. Как и всякое человеческое существо, он был уверен, чтоза деньги можно получить все. Как и всякий приезжий, он полагал, чтопровинциальные девушки столь наивны и неискушенны, что согласятся на любоепредложение — реально прозвучавшее или подразумеваемое в воображении — хотя быпотому, что оно означает по крайней мере возможность когда-нибудь выбраться иззахолустья.

Не он первый и, к сожалению, не он последний,кто пытается соблазнить ее так просто и грубо. Шанталь смущало только одно —слишком уж много золота он предлагал ей: она никогда и не думала, что стоит такдорого, и это одновременно и льстило ей, и вызывало у нее ужас.

— Я не ребенок, чтобы верить обещаниям, —отвечала она, желая выиграть время.

— И тем не менее верила и продолжаешь верить.

— Вы ошибаетесь; я знаю, что живу в раю, ячитала Библию и не повторю ошибки Евы, которая не хотела довольствоваться тем,что имела.

Разумеется, она говорила неправду и в глубинедуши уже начинала тревожиться, что чужеземец потеряет к ней интерес и уйдетпрочь. На самом-то деле это она заманила чужеземца в ловушку, подстроив этувстречу в лесу и выбрав себе такой стратегически выгодный пункт, чтобы наобратном пути он никак не мог разминуться с нею, — так, чтобы было с кемпоговорить, было от кого услышать обещание, а потом несколько дней крядупредаваться мечтам о том, что вот, может быть, придет новая любовь и онанавсегда покинет долину, где родилась. Несмотря на многочисленные сердечныераны, Шанталь верила, что еще повстречает человека, которого полюбит на всюжизнь. Было время, когда она отвергала представлявшиеся возможности, считая,что это — не то, что ей нужно, но теперь чувствовала, что время летит слишкомбыстро, быстрей, чем казалось прежде, и готова была покинуть Вискос с первымвстречным, с любым, кто предложит увезти ее отсюда, пусть бы даже она и неиспытывала к нему никаких чувств. Шанталь была совершенно уверена, что научитсялюбить его: в конце концов, любовь, как и многое другое, — это вопрос времени.Размышления ее прервал голос чужеземца:

— Вот я и хочу понять, где мы живем — в раюили в аду. Капкан захлопнулся.

— В раю. Но даже рай в конце концовприедается.

Это был пробный шар. То, что произнеслаШанталь, на самом деле означало: «Я свободна, я — не прочь». А он теперь долженбыл бы спросить: «И тебе тоже рай приелся?»

— И тебе тоже рай приелся? — спросилчужеземец.

Теперь надо вести себя поосторожней, не поротьгорячку, не спугнуть добычу.

— Сама не знаю. Иногда чувствую, что приелся,а иногда кажется, что мне суждено жить здесь и вдали от Вискоса я бы просто невыдержала. Следующий шаг: изобразить полное безразличие.

— Ну, ладно, раз уж вы мне ничего не хотитерассказать про это золото, то спасибо вам за приятную прогулку. Пойду на свойбережок читать свою книжку. Спасибо.

— Минутку! Ага!

— Разумеется, я хочу объяснить тебе, что этоза золото, а иначе зачем бы мне тебя приводить сюда?

Секс, деньги, власть, посулы — так она изнала! Однако Шанталь сделала вид, будто ждет потрясающего открытия: мужчинынаходят какое-то странное удовольствие в ощущении своего превосходства, а тогоне знают, что в большинстве случаев ведут себя абсолютно предсказуемо.

— Вы, должно быть, человек очень опытный,знающий жизнь и можете меня многому научить.

Вот так и надо! Важнейшее правило — в нужныймомент, чтобы не спугнуть, слегка ослабить хватку, погладить по шерстке.

— Вот только странная у вас привычка: в ответна самый простой вопрос разводите длинные рацеи насчет обещаний или насчеттого, как всем нам следует жить. Я с большим удовольствием останусь, еслитолько скажете то, о чем я вас спрашивала с самого начала: кто вы такой и чтоздесь делаете?

Чужеземец, который до этой минуты продолжалсозерцать горы, теперь перевел взгляд на девушку. Ему столько лет приходилосьиметь дело с разнообразнейшими представителями рода человеческого, что теперьон мог бы с большой долей вероятности сказать, о чем она думает. Шанталь почтинаверняка считает, что он показал ей золото, чтобы поразить своим богатством — точнотак же, как сейчас она старается своей юностью и безразличием произвестивпечатление на него.

— Кто я такой? Ну, скажем, тот, кто ужедовольно давно отыскивает одну истину; теоретически я ее установил, а проверитьна практике не пришлось пока ни разу.

— Что же это за истина?

— Она касается природы человеческой. Я открыл,что если представляется нам возможность впасть в искушение, то в конце концовэто непременно произойдет. Любое человеческое существо на земле — приблагоприятных условиях, разумеется, — предрасположено творить зло.

— А я считаю…

— Речь не о том, что считаешь ты, или что ясчитаю, или во что бы нам хотелось верить. Речь о том, верна ли моя теория. Тыхотела знать, кто я? Я — промышленник, я очень богат и очень известен, у меняпод началом были тысячи людей, я был с ними в случае необходимости жесток, акогда нужно — добр.

«Я — тот, кто въяве испытал такое, что другимлюдям не привидится и во сне, тот, кто обретал безграничность блаженства иобладал беспредельностью постижения. Я — тот, кто познал рай, считая, чтотомится в преисподней семейной обыденщины, и тот, кто познал ад, хотя мог бынаслаждаться раем полной свободы. Я — тот, кто всю свою жизнь творил и добро, изло, и, думаю, никто на свете не подготовлен лучше, чем я, к ответу на мойвопрос о самой сути бытия. И вот поэтому я здесь. И я знаю, о чем ты сейчасспросишь».

Сбитая с толку Шанталь почувствовала, чтонеобходимо сейчас же вновь обрести почву под ногами.

— Вы ждете, что я спрошу: «Для чего выпоказали мне золото?» А на самом деле я хочу знать, что делать у нас в Вискосепромышленнику с громким именем и большими деньгами, если ответ на свой вопросон может получить, порывшись в книгах, поучившись в университете или простопринаняв какого-нибудь знаменитого философа.

Чужеземцу пришлась по вкусу сообразительностьШанталь. Вот и славно: он опять — впрочем, как и всегда — сделал правильныйвыбор.