Перед Петром Павловичем на газете «Социалистическаяиндустрия» распластался крупно нарезанный красавец, малороссийский помидор, инежнейшие огурчики, как зародыши-крокодилята, окружали горку полтавской колбасы,а две чекушки удерживали по краям боевой листок нашей промышленности.

– Милости прошу, мадам и месье! – пропелОдудовский. – Где-то по большому счету я весь перед вами! Алик, выприсоединитесь к нашему столу?

– Вейт э вайл, феллоушип. – Бомбардир подмигнулнеграм. – Сейчас дело закончу, и я ваш.

Как видим, не все в «Мужском клубе» пребывали по утрам впохмельной прострации. У Алика, например, было деловое свидание с механиком изгаражного кооператива, могущественным дядей Тимой. Ты мне поршни, я тебевкладыши, ты мне диски, я тебе сальники – такое было дело, нормальныйавтомобильный рэкет.

Так начинал свой день «Мужской клуб» на Пионерском рынке.Кого грело летнее солнце, кого хлестал осенний дождь, кто как бы нежился вхвойной ванне, а кто сидел по горло в снегу. Ишанин, тот пребывал в вечнойслякоти. Сейчас, желая согреться, он притиснул к себе Таисию Рыжикову и пыталсязастегнуть у нее на спине пуговицы своего пальто.

– Таська, я тебе сегодня палку брошу? Палкуброшу? – гнусавил он.

Таисия туманно улыбалась белками закатившихся глаз.

Меня тут звали Академиком и считали своим. С Аликом Неяркимя познакомился в районной психушке еще после первого приема антабуса. Ишанина якак-то поймал на попытке ограбления моей квартиры, когда тот, взломав замки,увлекся вдруг четвертой серией «Адъютанта его превосходительства» и, посасываямой виски, закемарил у ящика. С Кимом и Суховертовым мы «играли горниста», тоесть дули водку из горлышка «на троих», почитай, в каждом неохраняемом подъездемикрорайона. С Петром Павловичем Одудовским мы одно время сблизились на почветолкования «Дхаммапады», увлечения йогой и вообще Индией, перезванивались подесять раз на день, а супруга его даже завела собственный ключик от моей двери.

Частенько среди ночи я слышал в коридоре легонькую поступьее босых ног, а потом видел сквозь сон прямо над носом большую голую грудь сострым соском и чувствовал покалывание длинных ногтей, ведущих разведку у меняв промежности. Дружеские эти визиты были бы даже милы, если бы мадам Одудовскаяне начинала в энергические моменты голосить не своим голосом:

– Улетаю! У-ле-та-ю!

Впрочем, успокаивал я себя, довольно трудно догадаться, изкакой квартиры нашего шестнадцатиэтажного гиганта кричит в данный момент этамятущаяся натура. Я и сам ранее с бульвара неоднократно слышал этот крик, новсякий раз думал, что это удачная радиопостановка.

Патрику Тандерджету чрезвычайно понравился «Мужской клуб»,он сразу почувствовал себя здесь в своей тарелке.

– Какие симпатичные все, – говорил он, оглядываямельтешащие вокруг землистые и багровые до синевы лица в алкогольных паучках, сразросшимися родинками, фингалами, фиксами, мутными гляделками и сизымисопелками. – Вот, сразу видно, неквадратные ребята! Я бы их всех переселилв Калифорнию.

Подражая Петру Павловичу, мы закупили на рынке продуктов исели по-турецки под стеклянной стеной супермаркета, чтобы вкусить свойаристократический завтрак. Мы подливали в пиво перцовку и апельсиновуюнастойку, а закусывали мыльной глубоководной нототенией и сыром «Рокфор», этимгнилостным какашечным стилягой в семье здоровых советских сыров, а такжеохотничьими сосисками, нафаршированными диким салом Потребсоюза, почечнымполуфабрикатом из индийской птицы и клубничной пастой из румынской нефти.

– Эй, Академик! – крикнул мне издали АликНеяркий. – Я гляжу, ты развязал!

– Кореш приехал! – Я показал на Патрикаредиской. – Американский профессор!

Алику, видно, очень хотелось присоединиться к нам, но вконецобалдевшие тоголезы танцевали вокруг него ритуальный танец, и он поднял надголовой сжатые ладони. Патрик послал ему в ответ воздушный поцелуй.

– Что это за наемный убийца? – спросил онвосхищенно.

– Босиком гуляете, чуваки? – крикнул намАлик. – Нью фэшн, изн'т ит?

Он стукнул лбами Уфуа и Вуали и стал пробираться к нам.

А за огромной стеклянной стеной, что возвышалась над нами,уже заработал супермаркет. Временами возникала почти миражная картина: входилакакая-нибудь циркачка или балеринка в джинсовом костюме, брала расфасованныйтовар и удалялась, сильно работая задом, – ну, просто Малая Европа.Впрочем, тут же в кадр врывалась тетка с загнанными глазами очередницы илипроплывал кривоногий узбек с орденами на плюшечном халате, и мираж рассеивался.

Вдруг за стеклом прямо против нас остановиласьадминистраторша. Мы наблюдали ее завершенный образ: большое и ноздреватое телоедва помещалось в накрахмаленном халате, капронах и чулочных сапогах, на головезиждилась башня из волос. Даже у страшного призрака детства из учебникаестествознания «Волосатого человека Адриана Евтихеева» не хватило бы волос натакое дело. Далее – зоб Марии-Антуанетты, носик-пупсик, эталон довоенногокинематографа, строгий взгляд завотделом культуры мадам Калашниковой, и лишь всамой глубине глаз, словно озера Эльтон и Баскунчак, отсвечивало постоянноемучительное желание раскорячиться.

Вот и эта тварь напоминает мне кого-то из прошлого, подумаля, так же, как кассирша в метро, как гардеробщик в институте, как гардеробщик вбаре, как Теодорус из Катанги… все они напоминают нечто связанное с пластамисолнечного снега и черным пятном на снегу, с неким пространством позора и снекой личностью, царьком этого пространства, сексотом?… уполномоченным?.,опер-капитаном? Это все фокусы алкоголя, результаты хронического невроза,должно быть…

Губы администраторши зашевелились. Она в чем-то укоряла нас,указывала на какое-то нарушение, угрожала пресечением, но мы из-за стекла ееслов не слышали. Проникал лишь запах духов «Огни Москвы».

Патрик на всякий случай помахал ладонью между ног. Хоть я ибыл уже чудовищно пьян, но отечественные рефлексы еще работали, и, вообразивсебе пятнадцатисуточную неволю, я предложил другу смотаться. Однако ПатрикТандерджет, оказывается, лучше меня знал женское сердце. Он снова помахаладминистраторше своей большой ладонью, и дама вдруг коротко вздохнула, будтовздрогнула, и уже с мнимой строгостью погрозила, а потом написала нечто набумажке и приложила к стеклу.

НЕУЖЕЛИ ТОВАРИЩИ МУШЧИНЫ У ВАС ДОМА НЕТУ ЧТОП ЗАКУСЫВАТЬ НЕПАВЕРЮ