— Да, и что из этого?! Я что, должен бросить работу?!

— А что, лучше бросить ребенка?!

— Вы сейчас же позвоните Кларе Ильиничне, извинитесь передней и дадите трубку мне!

— Вы просто сумасшедший! Ясно вам? Я очень сочувствую вашемусыну. Очень!

Хлопнула дверь, шаги торопливо сбежали по лестнице вниз.

Степан в ярости пихнул ногой стул, подошел к двери изащелкнул замок.

Потом прошелся по квартире. Зашел в ванную и попил холоднойводы из-под крана.

Ничего не помогало.

Сильно топая, он еще раз прошелся по квартире и остановилсяна пороге Ивановой спальни.

Иван лежал бесформенной кучей, накрывшись с головой, иСтепан уже знал, что это означает. Он сдернул одеяло, швырнул его на пол,поднял и накрыл Ивана снова.

— Чего ты ревешь?! — спросил грубо.

Худая спина с цепочкой выступающих позвонков вздрагивала отгоря. Перпендикулярно этой изнемогающей от горя спине торчали лопатки.

— Да что ты ревешь?!

— Мы… тебе пюре сварили… мы… книжку читали… мы все урокивыучили… а ты… ты… ты ее вы-ы-ыгнал. — Тут он совсем завыл, не в силах сдержатьсебя, и натянул на голову подушку. — Взя-а-а-ал и вы-ы-ы-ыгнал!..

— Да она все равно не осталась бы! — заорал Степан. — Онивсе только притворяются хорошими! Ты что думаешь, ты ей нужен? Да она простопредставление затеяла для меня, вот и все! Как же ты не понимаешь?

— Не-е-ет! — выл Иван.

Он не знал, что у отца беда. Он не знал, как отец мучается.Он ничего не понимал, и у него тоже была беда.

Весь вечер он был счастлив и знал, что теперь у них с папойвсе будет просто прекрасно.

Самое главное, он так ловко избавился от ненавистной емуКлары Ильиничны!

А потом приехал папа, и… стряслась беда.

— Она на машине, эта твоя Инга Арнольдовна? — вдруг спросилСтепан.

— Нет, — из-под подушки ответил Иван, икая.

— Если нет, тогда до метро дойти она еще не успела, — быстропроговорил отец, — если ты сможешь полчаса побыть один, я догоню ее и извинюсь.Сможешь?

— Папочка, пожалуйста! — запричитал Иван, стаскивая с себяподушку. — Догони, пожалуйста, папочка!

— Да, — сказал Степан, — конечно. Только ты сиди и жди меня.Я сейчас.

Он кинулся к двери, нашаривая в кармане ключи от машины.Лязгнули замки. В некотором отдалении возник зареванный, но полный новойнадежды Иван.

— Ты успеешь? — спросил он издалека.

— Сядь на диван и сиди, — приказал Степан.

Он выскочил на лестницу, натянув свитер только на одну руку,толкнул за собой дверь, дернул, проверяя, закрылась ли, и ринулся вниз. Нужнопоймать ее до метро, потому что там четыре входа и одному богу известно, кудаее понесет. Запищал домофон, тяжелая железная дверь приотворилась, Степанспоткнулся, зацепившись кроссовкой за металлический штырь, торчащий из асфальта,и головой вперед вывалился из подъезда.

На кособокой лавочке, в круге желтого света, сидела ИнгаАрнольдовна. Она сидела, положив ногу на ногу, курила и рассматривала Степана.

Этого он никак не ожидал.

— Добрый вечер, — брякнул он первое, что пришло в голову.

— Добрый вечер, — ответила Инга Арнольдовна вежливо, мы,кажется, виделись.

— Почему вы не ушли? — спросил Степан, подумав.

Она пожала плечами.

— Мне захотелось покурить… и подумать.

Он потоптался рядом с лавочкой, ругая себя за идиотскийпорыв бежать за ней с извинениями. Потом неловко плюхнулся рядом.

— Дайте сигарету, — попросил он хмуро.

Она снова пожала плечами и протянула ему пачку. Он прикурил,затянулся и тяжело вздохнул.

— Инга Арнольдовна, — сказал он наконец, — я был не прав,что так… напал на вас. Просто у меня проблемы.

— На работе? — спросила она с иронией.

Он хмуро взглянул на нее и кивнул.

— Какие бы у вас ни были проблемы, все равно нельзя такрасстраивать мальчика, — проговорила она сдержанно, — он так вас ждал, такрадовался, так внимательно следил за тем, что я читала, потому что емунравилось это Понимаете?

— Я ничего не могу изменить, — сказал он, раздражаясь, — мояжизнь именно такая и никакой другой быть не может.

— А жизнь вашего сына? — сразу же спросила она. — Какаяжизнь у вашего сына?

— Если вы хотите сообщить мне, что я плохой отец…

— Я уже сообщала вам, что вы плохой отец, — перебила она. —Простите, мне нужно ехать.

— Да знаю я, что эта баба никуда не годится! — сказал он сдосадой и ухватил Ингеборгу за сумку, не давая ей встать. — Я знаю, что она неумеет с ним обращаться!.. Но где, где, черт побери все на свете, я кзавтрашнему дню найду подходящую?! С понедельника начинаются каникулы, и мнестрашно даже подумать, что я буду делать с Иваном этим летом!

— А что вы делали прошлым?

— Прошлым, — сказал Степан, — была жива мама. Она нампомогала.

— Простите.

— Прощаю.

Они помолчали.

— А вы, — снова заговорил он, и раздражение, и обида, инедовольство собой снова стали сплетаться в клубок, как злые осенние змеи вущелье, — вы дали ему надежду на то, что все может быть по-другому. Как язагоню его обратно? Где я возьму интеллектуалку вроде вас, которая будет читатьему на ночь «Трое в лодке»? Вы-то сейчас спокойненько вернетесь домой и заснетебез сновидений, а он?! Он возненавидит Клару Ильиничну еще сильнее, и чтодальше? Вы ведь не будете с ним сидеть!

Она задумчиво покачала ногой в кожаной туфле с элегантнойпряжкой. Морщась от непривычного, «дамского», как он определил про себя,сигаретного дыма, Степан покосился на эту пряжку, в которой вспыхивал,отражаясь, свет фонаря.

— Вот что, Павел Андреевич, — решительно сказала Ингеборга иперестала качать ногой, — я могу побыть с вашим сыном до осени. За лето вампридется найти ему новую няньку, потому что первого сентября мне нужно наработу.