— Но он не умер, — сказала Маринка.

— Нет, не умер. Уже завязали его в похоронный скаф иположили в домовину, и могила была открыта, и готовились опустить домовину внее — когда Ылто Валло ожил, разбил домовину в щепу, и все подумали, что онстал равком, упырем. Но оказалось, что все еще хуже.

— Хуже, чем упырь?

Но случилось, что за сколько-то лет до падения камнянесколько семей хельви нашли дорогу сюда, в Похьйоллу. Стали тут жить. Ходили кним, ходили от них. Другая земля, а близко. Любопытно. Морозов нет, но и олешекнет. Боязно без олешек. Нойды тревожатся, что-то чужое чуют, понять не могут.Но тут уж пришлось подниматься женщинам и идти сюда… «Дорогой слез» называласьтропа, по которой и вы прошли. Гневался Ылто Валло, и с неба падали лед иогонь. Многие погибли тогда, но многие и добрались. Тогда впервые женщины сталиделаться нойдами, потому что мужчин не стало… Стали жить без мужчин. Техсемерых, что здесь уцелели, берегли пуще зеницы ока. Но живыми рождались толькодевочки от них… что-то сделал проклятый Ылто Валло. Так много лет прошло.Сильные нойды появились среди женщин хельви, много сильнее, чем были мужчины.Бора-нойды' редкостью были там, один в поколение рождался, а здесь их половинаиз живущих. Потому что небывалые сейды есть в Похьйолле, силу дающие. Не найтитаких в Темном мире…

— Почему вы его называете Темным?

Бора-нойда — Давно так повелось… За ночь, за холод, за злобуего. И за то, что рыщет там потомок Ылто Валло, желает воскресить отца. Неперебивай. Рассказываю: самой же сильной была бора-нойда по имени Уме,приходившаяся Ылто Валло младшей племянницей, самой любимой. И поклялась онаодолеть проклятого. Многие годы провела она среди сейдов Похьйоллы, камлала ивнимала духам. Любили ее духи и многое ей открыли. Стала делать щит. Семьлосиных и семь медвежьих кож ушло, и семь мер бронзовых денег, и семь лет труда.Обошла она с этим щитом весь круг сейдов, и все духи укрепляли этот щит. Стомолний мог он отразить обратно в небо. А потом стала делать боевой серп. Одиниз камней-сейдов позволил Уме сколоть с себя край; из него-то, отжимая почешуйке, сделала она серп, что разрезал на лету волос и делал невидимым того,кто держал его в руке. Из небесного лунного серебра была рукоять у него ицепочка, из болотного злого железа пришлось ковать ножны, потому что все прочееразрезалось острием… И поняла Уме, что одной ей не справиться, что нуженпомощник. Могучий богатырь Калле стал им. Сказал: возьми меня в мужья, и япойду с тобой хоть в царство Саранны. Стала Уме жить с ним как с мужем и родиладвух дочерей, Хаме и Ульге. И одна из дочерей, Хаме, сделалась нойдой, а вторая— гейду, целительницей. Вырастили Уме и Кале дочерей и пошли на битву спроклятым Ылто Валло. И победили его. Пока Уме своим волшебным щитомпритягивала его взор, невидимый Калле обошел врага сзади и срезал ему головусерпом. Черная кровь брызнула, и не сумел увернуться от нее Калле, медленносгорел заживо. А Уме сказала заклятие, и ее духи-помощники втянули душу ЫлтоВалло в щит и оставили ее там метаться по лабиринту. Вернее, это была душа нехраброго Ылто Валло, а безумного и злобного обитателя Летучего камня, демона —нхо, который сожрал Ылто Валло, и обосновался в его теле, и творил в нем то,что творил… Но есть у нойд закон: если зло вошло через тебя в мир, то тывиноват всегда — хотел ты того или нет, понимал, что делаешь, или нет, могпомешать или нет…

— Сурово… — пробормотала Маринка.

— И на Уме попали брызги черной крови, и стала она тожемедленно сгорать. Но она была могучей нойдой, и духи помогали ей держаться. Онаеще смогла вернуться в Похьйол- лу, и сказать наставление народу хельви, и направитьпуть дочерям; однако огонь подбирался к сердцу ее, и тогда она ушла, сказав,что скроет себя и щит с заключенной душой нхо там, где его никогда не найдут…

— Как же так? Я ведь нашла…

— Рассказываю: после ухода Уме дочери ее жили вместе умладшей сестры Уме, Лоухи. Потом Хаме стала вождем после Лоухи, а Ульгепропала, и никто не знал, куда она могла деться. Уже годы спустя известностало, что живет Ульге в Темном мире, что дочка у нее… В общем, Ульге — твоядалекая прародительница, и ты — ее единственная наследница. А поскольку Хамепогибла бездетной — а случилось это два года назад, когда выкрадывали мыобратно наших захваченных, — то пришлось Уме звать тебя… Она ведь великаянойда, совсем умереть не может, а ждет и хранит. И вот ты пришла…

— Не понимаю, — сказала Маринка.

— Нойды — великие воины. Они бьются не только на земле, но ив Верхнем мире, и в Нижнем. Там у каждого человека есть своя тень — войгини, иее можно или поразить, и тогда человек болеет или умирает, или договориться сней, или подружиться. Вот и Уме подружилась с твоей войгини и рассказала ей все— и про дорогу сюда, и про то, что ты должна сделать. Ты еще сама этого непонимаешь, а вся мудрость Уме и весь ее опыт уже в тебе…

— И… что теперь?

— А это я расскажу тебе, когда придут другие наши лазутчицы.Мы пока не все знаем, что творится сейчас в Темном мире…

Сказал, что буду писать все.

Если честно, то и сейчас не верю, что мужчина может испытатьтакой восторг от близости с женщиной. Но вот что интересно: я каким-то верхнимумом понимал, что секс здесь — только внешнее, а между нами происходит какой-то совсем другой, более глубокий процесс. Она постигала меня, я постигал ее.Если вы понимаете, о чем я говорю. И никакого отношения к любви, к страсти, кнежности, к чувственности все это не имело… а можно сказать примерно так: еслисекс считать входной дверью, то к любви и страсти направо, а к тому, что быломежду нами, — налево, совсем в противоположную сторону.

Что характерно — повторять подобный опыт меня не тянетсовсем. При всем пережитом и запомненном восторге. В отличие от некоторыхдругих, куда более простеньких случаев.

Вы же не думаете, что я девственник? В наше время длясохранения подобного состояния пришлось бы приложить слишком много усилий.

Ладно, это я уже болтаю лишнее.

Так вот, помимо восторга — череда очень ярких, динамичныхкартинок, застывших изображений, этакий трехмерный комикс и даже почти что сподписями: просто откуда-то знаешь, что означает та или иная картинка.

Дверь мне, кстати, неспроста пришла на язык. Все началось сдвери…

Чуть приоткрытая дверь стояла посреди ослепительно- снежнойпустыни, и я шел к ней, проваливаясь сквозь наст. Ноги мои были босы, но немерзли. Снег не скрипел под ногами, а звенел — сотнями тысяч крошечныхколокольчиков. А перед дверью прямо на снегу горел костер, и в костре светилисьдва раскаленных до прозрачности камушка. Я взял их в руки и держал на открытыхнапряженных ладонях, пока камушки не потемнели. Я чувствовал тепло, исходящееот них, но не более. Дверь открылась передо мной, и я прошел сквозь нее иоказался на пустынном берегу моря.